АНОНС
Вальтер
Бимель
Мартин
Хайдеггер
сам
свидетельствующий
о себе и о
своей жизни (с
приложением
фотодокументов
и иллюстраций)
[пер. с нем. А.
Верникова]. -
Челябинск:
Урал LTD, 1998.
Пер. изд.: Martin Heidegger: mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten dargestellt von
Walter Biemel. -
Автор данной биографической книги Вальтер Бимель - в прошлом студент и `по жизни` ученик Хайдеггера - не ставит цели открыть и осветить `другую сторону` Светила или обнаружить `пятна` на этом солнце философии XX века; в книге не найти описания жизни Учителя как обычного человека - семья, привычки, любови, друзья и т.п.; никакой диалектики. В тексте Хайдеггер предстает исключительно цельной и одноплановой фигурой, для которой мыслить и означало жить - но отнюдь не по формуле Декарта `Мыслю, следовательно существую`. Используя язык философии самого Хайдеггера, Бимель пытается представить внутренний путь этого мыслителя как самый настоящий жизненный путь.
Содержание
Пред-и-словие к пере-воду 7
Введение 17
О
влиянии
трудов 23
О
развитии
мысли 38
Двойной
лейтмотив хайдеггеровской
мысли: вопрос
о бытии и вопрос
об истине (алетейе) 57
Вопрос
о бытии в
горизонте
времени («Бытие
и Время», 1927) 61
К
тематике и членению
работы 62
Здесь-бытие как бытие-в-мире 71
Экзистенциалы и
временность 100
Вопрос
об истине (к
параграфу 44) 113
Вопрос
об истине в
работе «О
существе
истины» (1930) 124
Искусство
и алетейя
(«Исток
произведения
искусства», 1935) 150
Человечность
человека
(«Письмо о
«гуманизме», 1946) 188
Алетейя и
существо
техники
(«Вопрос о
технике», 1953) 208
Поэзия
— мысль —
язык
(«Существо
языка», 1957) 233
Алетейя — дело
мысли («Конец
философии и
задача мысли»,
1964) 259
Хронологическая
таблица 271
Отклики
и
свидетельства 277
Именной
указатель 282
Об
авторе 284
Пред-и-словие к пере-воду
Хотелось
бы сделать
это
предисловие
чисто
«техническим»
— причем
не вдаваясь в
то, что
является
«существом технического»,—
чем-то типа
записки,
объясняющей,
а точнее, о-правды-вающей
выбор именно
таких и сяких
русских слов
для тех оригинально-ключевых
хайдеггеровских
«понятий»,
что постоянно
встречаются
в тексте, но —
увы... Когда
дело речи
касается
Хайдеггера, с
этой внушительной
персоной —
для кого
грата, а для
кого и
откровенно
нон грата,—
видимо, никак
не обойтись
без у-частливой
доли миро-воззрения.
Итак, у-словное
пред-о-правдывание
будет
осуществлено
по-пунктно.
Данная
«монография»,
хотя
написана и не
рукою самого
Хайдеггера,
написана, как
мог бы
сказать,
скажем, розово-мирный
Даниил
Андреев, его человекоорудием,
Вальтером Бимелем, и
вся состоит
из открытых и
скрытых
цитат из
оригинала.
Поэтому в
основном
весь объем
книги занят
практически
оригинальным
хайдеггеровским
текстом —
представляющим
для
переводчиков
известные
(давно) и уже
традиционные,
что ли, трудности.
Точнее —
проблемы.
На
проблему
перевода
«вообще»
существуют, в
общем, две
принципиально-всеобъемлющие
точки зрения:
а) Перевод с
языка на язык
вполне
возможен в весьма
адекватной
степени — умолчно
метафизическая
точка зрения,
б) Перевод с языка
на язык в
принципе
невозможен — умолчно
феноменологическая
точка зрения.
Но
поскольку
сам
Хайдеггер находил-ся
и помещал-ся,
грубо
говоря, между
метафизикой
и феноменологией,
сказывая, как
пра-пра-пра-пра-бабушка,
всегда
надвое, то и
переводчик,
волей-неволей
соответствуя
делу
Хайдеггера,
оказывается
в про-свете
между этими
крайностями,
что дает ему
маргинально-промежуточную
волю
обходиться
так или сяк с
родным
языком — ломать
его, гнуть,
скручивать,
членить,
отчасти «изобретать»
и т. п. Такая — в
принципе
единственно возмож-
7
ная и верная
— позиция
санкционирована
еще и тем, что
сам
Хайдеггер
только то и
делал, что пере-водил
свой родной
«общенемецкий»,
немецкий
некоего средне-усредненного
немца, того,
кого он сам же
называл
словом «дас
ман», на
какой-то
другой,
точнее, иной
не-мецкий.
Естественно,
конечно, что
в случае
Хайдеггера раз-рыв
между
естественно-общепринятым
и лично-на-думанным-у-по-мненным
меньше, чем
соответствующий
разрыв у
переводчика. Правда,
переводчик
Хайдеггера
на русский —
благодаря
существенной
корне-смысловой
и морфологической
близости
русского и
немецкого
языков — находится
в положении
предпочтительном
и преимущественном
по сравнению
с переводчиками,
скажем, на
английский
или французский,
строй
которых
практически
вообще не
позволяет обходиться
и «играть» с
языком так,
как это делал
на немецком
Хайдеггер и
как это
делают (в той
или иной
мере) все его
переводчики
на
русский. Говоря
коротко и примерно,
Хайдеггер
держался в
своем языке —
по отношению
к своему
языку,— как послушно
прислушивающийся
созерцатель,
наподобие какого-нибудь
буддийского
созерцателя
«вещей»
(и не
случайно, что
в конце жизни
он подошел
очень близко
к
мировоззрению
дзэн), или как
ребенок,
играющий в
слова и
заметивший,
что в этой
игре их можно
членить и
поворачивать
и так и эдак
(банка — ка-бан,
дом — мод, МИР
— РИМ, Da-Sein — Das-ein), или как
поэт, или как
курильщик
гашиша. Все
названные
«персоны»
обнаруживают
— идя своими
путями,— что
при вслушивании
в язык и
вглядывании
в слова те
начинают
выказывать
двойные
донья,
тройные смыслы,
поворачиваться-играть,
точно
алмазы,
множеством
новых
«граней»,
создавая, в
зависимости
от угла
зрения, всё
новые и новые
связи и
«создавая»
всякий раз
если и не
совершенно
новый, то
существенно
измененный
мир.
Существенное
и
определяющее
отличие именно
Хайдеггера
от всех
вышеназванных
в том, что он этими
возможностями
пользовался
не просто от
случая к случаю,
«по вдохновению»,
когда
«взбредет
охота», но постоянно-неотступно
и целенаправленно,
точно
вольный
каменщик,
упорно
строящий
свое
«Здание»;
Хайдеггер концептуализировал
и
систематизировал
эту
возможность, на-пустив-на-бросив
ее, точно свето-тенъ,
на область
традиционного
философствования,
и таким
образом уч-редил-ся
как
небывалый
«поэт мысли»,
как сосредоточеннейше
думающий и
всё
упоминающий
писатель, как
сугубо нацио-
8
налъный сказочный
руко-дел — среди
«ученых-философов»,
ловко и
привычно
обращающихся
с техническим
аппаратом-инструментарием
своего
«специального»,
со-обща и
согласно-конвенционально
разделяемого,
насквозь
пронизанного
«международными»
греко-латинизированными
терминами
языка.
Вот
только один
пример того,
как
Хайдеггер обращался
с родным ему
языком и как
(и чем) он тут же
о-правдывал
это (в
переводе В. Бибихина,
«Вопрос о
технике», в
книге:
Мартин
Хайдеггер.
«ВРЕМЯ И
БЫТИЕ». М.:
«Республика»,
1993, с. 229):
«Назовем
теперь тот
захватывающий
вызов, который
сосредоточивает
человека на поставлении
всего, что
выходит из по-таенности,
в качестве состоящего-в-наличии,—
поставом.
Решимся (sic! — А. В.)
применить
это слово в
пока еще совершенно
непривычном
смысле.
В
существующем
смысле слово
«постав»
(нем. Gestell. — А.
В.) означает
станок,
например
ткацкий.
Поставом
называются также
мельничные
жернова. И
таким же
тяжелым и
жестким, как
они, кажется
напросившееся (?! —А.
В.) нам (??!! — А. В.) теперь
новое
употребление
слова
«постав». Не
говоря уже о
произволе
такого переиначивания
слов зрелого
языка. Можно
ли дальше
зайти со странностями?
Наверное
нет (почему
же,
спрашивается,
нет? — А.
В.). Но только
эти
странности —
старый
обычай мысли.
И мыслители
следуют ему как
раз тогда,
когда мысль
должна
приблизиться
к самому
весомому. Мы,
поздно
рожденные (?! — А.
В.), уже не в
состоянии
взвесить, что
это значит,
когда Платон
решается
употребить
для обозначения
существа
всего
существующего
слово «эйдос».
Ведь είδοζ
в
повседневном
языке
означал вид,
предлагаемый
нашему чувственному
зрению
видимой
вещью. Платон
вверяет
этому слову соверпгенно
необычную
задачу быть
названием
того, что чувственным
взором как
раз никогда и
нигде не воспринимается...
Рядом с
тем, что в
этом и в
некоторых
других случаях
Платон
навязывает (?!
—А. В.)
языку и
мышлению,
применить
слово
«постав», как
мы сейчас решились,
в качестве
имени для
существа
современной
техники
можно почти
безобидно (аплодисменты!
— А. В.)».
Спрашивается:
если
Хайдеггер о-правдывал
подобное (отнюдь,
как
выясняется
из его же
текста, не бес-подобное)
слово-
9
употребление
и
слово-образование,
ссылаясь на
Платона и его
традиционно-высокий
и давний авторитет
(то есть, в
переводе на
русский, самость, само-стоятельность,
само-волие),
то как же
переводчику
самого
Хайдеггера
не поступать
в своем труде
подобным же
образом,
ссылаясь на
подобный авторитет
самого
(!) Хайдеггера
— следуя его
же
собственному
примеру,
откровенно
продемонстрированному
примером из
вышеприведенной
цитаты?
Хайдеггер
не то что
расходился с
«традицией»,
но он попросту
расходился
в языке и
своем сказе вовсю
— проходя
таким
образом
какую бы то
ни было
традицию
насквозь и
понимая при
этом, что
традицию,
наряду со
всеми
прочими
сущими и
само-бытными
вещами, у-станавливает
(хотя и не
обязательно
способом
технического
«постава»)
некий начальный,
и в этом
смысле
начальственный,
человек как здесь-бытие
(Dasein),
как
здесь-бытующий
человек,
открытый для со-кровенного
(Verborgen)
при-говора
и за-говора
(Zu-spruch
и An-spruch)
языка и потому-ради
того особым
образом про-светленный
(ge-lichtet).
В
соответствии
с этим
глубокое и
широкое
знание переводчиком
всеобще-философской
проблематики
«от Платона
до наших
дней» не
играет в случае
Хайдеггера
какой-либо
существенной
роли и может
скорее
помешать, чем
помочь. Столь
же малую роль
подспорья
способно
сыграть в
этом деле и
знание
переводчиком
других (в
данном
случае
русских)
переводов
Хайдеггера.
Эта «незагруженность»
в случае
Хайдеггера
скорее даже
необходимая
предпосылка
«у-дачи»
— и опять же
по примеру
самого
Хайдеггера,
который,
переводя
либо толкуя
любого из известных
философов,
делал это
будто
впервые,
учитывая
«традицию» лишь
с тем и для
того, чтобы
пройти ее
насквозь, из
нее
добросовестно
выйти и от
нее оттолкнуться.
Глядя
более, что ли,
широко,
вполне
корректно
было бы
сказать, что хайдеггеровское
творчество
с самого
начала являлось
ростком и
«вирусом» вос-точного
мировоззрения дзэн
посреди
континента о-забоченной
прошлым и
будущим своего
существования
и сохранением-сбережением
оного в «настоящем»
качестве за-падной
мысли, мысли
Страны
Вечера (Abendland)
— как упорно
и повсюду в
своих
писаниях
Хайдеггер
называет
Европу,
Запад.
Действительно
(во-истину),
чему, как не дзэну,—
из всех
предельных
земных
мировоззрений,—
дзэну
с его
первенством
и
главенством «здесь
и сейчас»
более
10
всего
и по
существу со-ответствует
та у-становка,
на которой
Хайдеггер
всю жизнь
стоял и настаивал,
и не мог
иначе, и которая
всякий раз,
будучи
прикладываема
к любому
делу-любой
мысли,
заставляет
взяться за
них с самого
начала,
«точно» в
первый раз, и
довести-возвести
начатое до
самого конца,
до совершенного
завершения.
Полнота и
самодостаточность
дискретности.
Острова в
океане за-бытия.
Эгейский
архипелаг в ле-тейском
море. Горные
вершины
вулканов
спят до поры до
времени
бытия во тьме
ночной за-бытости...
Что-то такое.
Только путь к
«дзэн» был
Хайдеггером
вполне
по-немецки про-рыт,
заливы
между
островами марафонски
переплыть, стадии,
сколько их
было,
тщательно, с
чистой совестью
и без устали про-странствованы,
вершины
«покорены» само-отверженно-решительным
скалолазаньем.
Пришлось, что
называется, вволю
попотеть,
чтобы прийти
к чему-то
такому, как дзэнская
свобода.
Нельзя же, в
самом деле,
просто
непорядочно,
не по-бюргерски,
без-ответственно
по отношению
к родным
корням взять
и одним
прыжком
(хотя
Хайдеггер
частенько
говорит в
своих писаниях
о «прыжках»),
что
называется на-скоком,
принять
такое
отношение к
бытию и такую
связь с
бытием на
веру.
Наверное,
этого бы и
впрямь не
получилось у
человека из
Германии
первой
половины XX
века, и
наверняка Хайдеггер
пребывал в
«истине»,
поступая
именно так.
Он, собственно,
открыл и
прочно у-чредил
(не как
«какой-то»
поэт,
которому
«все позволено»,
но как серьезный
мыслитель!)
такую
свободу мыслить-сказывать,
что она непременно
предполагает
и включает
легкомысленное
отношение к
самому перво-открывателю,
вплоть до
самого
игривого и вольного
об-хождения
и с его «фигурой»,
и с его
«трудами».
Как
говорится
(по-русски), за что боролся,
на то и
напоролся.
Истинно про-светленный
последователь
и носитель дзэн призывает,
с одной
стороны,
«убивать
Будду»
буквально на
месте
встречи,
которое
изменить
никак нельзя,
ибо оно
неизменно и
всегда одно и
то же — здесь
и сейчас; с
другой же
стороны, он
буквально
призывает
его (то есть
себя)
«пинать»,
«оплевывать»,
«вытирать о него
ноги» и все
прочее в
человеке, что
можно обо
что-либо
вытирать. И
так оно и
есть, ибо
место, и самое
место, книгам
Хайдеггера —
для «дас мана», для
так
называемого
«массового
читателя», в
расчете на
которого и
была
написана нижеследующая
монография,—
в так и
называемом «отхожем
месте»...
11