АНОНС

 

Вальтер Бимель  Мартин Хайдеггер сам свидетельствующий о себе и о своей жизни (с приложением фотодокументов и иллюстраций)  [пер. с нем. А. Верникова]. - Челябинск: Урал LTD, 1998.

 

   Пер. изд.: Martin Heidegger: mit Selbstzeugnissen und Bilddokumenten dargestellt von Walter Biemel. - Hamburg, 1973.

Автор данной биографической книги Вальтер Бимель - в прошлом студент и `по жизни` ученик Хайдеггера - не ставит цели открыть и осветить `другую сторону` Светила или обнаружить `пятна` на этом солнце философии XX века; в книге не найти описания жизни Учителя как обычного человека - семья, привычки, любови, друзья и т.п.; никакой диалектики. В тексте Хайдеггер предстает исключительно цельной и одноплановой фигурой, для которой мыслить и означало жить - но отнюдь не по формуле Декарта `Мыслю, следовательно существую`. Используя язык философии самого Хайдеггера, Бимель пытается представить внутренний путь этого мыслителя как самый настоящий жизненный путь.

 

 

                                            Содержание

 

 

Пред-и-словие к пере-воду    7

Введение    17

О влиянии трудов    23

О развитии мысли    38

Двойной лейтмотив хайдеггеровской мысли: вопрос о бытии и вопрос об истине (алетейе)    57

Вопрос о бытии в горизонте времени («Бытие и Время», 1927)    61

К тематике и членению работы    62

Здесь-бытие как бытие-в-мире    71

Экзистенциалы и временность    100

Вопрос об истине (к параграфу 44)    113

Вопрос об истине в работе «О существе истины» (1930)    124

Искусство и алетейя («Исток произведения искусства», 1935)    150

Человечность человека («Письмо о «гуманизме», 1946)    188

Алетейя и существо техники («Вопрос о технике», 1953)    208

Поэзия — мысль — язык («Существо языка»,  1957)    233

Алетейя — дело мысли («Конец философии и задача мысли», 1964)    259

Хронологическая таблица    271

Отклики и свидетельства    277

Именной указатель   282

Об авторе    284

 

Пред-и-словие к пере-воду

 

Хотелось бы сделать это предисловие чисто «техническим» — причем не вдаваясь в то, что является «существом техническо­го»,— чем-то типа записки, объясняющей, а точнее, о-правды-вающей выбор именно таких и сяких русских слов для тех ори­гинально-ключевых хайдеггеровских «понятий», что постоян­но встречаются в тексте, но — увы... Когда дело речи касается Хайдеггера, с этой внушительной персоной — для кого грата, а для кого и откровенно нон грата,— видимо, никак не обой­тись без у-частливой доли миро-воззрения. Итак, у-словное пред-о-правдывание будет осуществлено по-пунктно.

Данная «монография», хотя написана и не рукою самого Хайдеггера, написана, как мог бы сказать, скажем, розово-мир­ный Даниил Андреев, его человекоорудием, Вальтером Бимелем, и вся состоит из открытых и скрытых цитат из оригинала. Поэтому в основном весь объем книги занят практически ори­гинальным хайдеггеровским текстом — представляющим для переводчиков известные (давно) и уже традиционные, что ли, трудности. Точнее — проблемы.

На проблему перевода «вообще» существуют, в общем, две принципиально-всеобъемлющие точки зрения: а) Перевод с языка на язык вполне возможен в весьма адекватной степе­ни — умолчно метафизическая точка зрения, б) Перевод с язы­ка на язык в принципе невозможен — умолчно феноменологи­ческая точка зрения.

Но поскольку сам Хайдеггер находил-ся и помещал-ся, гру­бо говоря, между метафизикой и феноменологией, сказывая, как пра-пра-пра-пра-бабушка, всегда надвое, то и переводчик, волей-неволей соответствуя делу Хайдеггера, оказывается в про-свете между этими крайностями, что дает ему маргиналь­но-промежуточную волю обходиться так или сяк с родным языком — ломать его, гнуть, скручивать, членить, отчасти «изобретать» и т. п. Такая — в принципе единственно возмож-

7

ная и верная — позиция санкционирована еще и тем, что сам Хайдеггер только то и делал, что пере-водил свой родной «об­щенемецкий», немецкий некоего средне-усредненного немца, того, кого он сам же называл словом «дас ман», на какой-то другой, точнее, иной не-мецкий. Естественно, конечно, что в случае Хайдеггера раз-рыв между естественно-общепринятым и лично-на-думанным-у-по-мненным меньше, чем соответству­ющий разрыв у переводчика. Правда, переводчик Хайдеггера на русский — благодаря существенной корне-смысловой и мор­фологической близости русского и немецкого языков — нахо­дится в положении предпочтительном и преимущественном по сравнению с переводчиками, скажем, на английский или фран­цузский, строй которых практически вообще не позволяет об­ходиться и «играть» с языком так, как это делал на немецком Хайдеггер и как это делают (в той или иной мере) все его пере­водчики на русский. Говоря коротко и примерно, Хайдеггер держался в своем языке — по отношению к своему языку,— как послушно прислушивающийся созерцатель, наподобие ка­кого-нибудь буддийского созерцателя «вещей» (и не случайно, что в конце жизни он подошел очень близко к мировоззрению дзэн), или как ребенок, играющий в слова и заметивший, что в этой игре их можно членить и поворачивать и так и эдак (бан­ка — ка-бан, дом — мод, МИР — РИМ, Da-SeinDas-ein), или как поэт, или как курильщик гашиша. Все названные «персо­ны» обнаруживают — идя своими путями,— что при вслуши­вании в язык и вглядывании в слова те начинают выказывать двойные донья, тройные смыслы, поворачиваться-играть, точ­но алмазы, множеством новых «граней», создавая, в зависимо­сти от угла зрения, всё новые и новые связи и «создавая» вся­кий раз если и не совершенно новый, то существенно изменен­ный мир. Существенное и определяющее отличие именно Хай­деггера от всех вышеназванных в том, что он этими возможнос­тями пользовался не просто от случая к случаю, «по вдохнове­нию», когда «взбредет охота», но постоянно-неотступно и целе­направленно, точно вольный каменщик, упорно строящий свое «Здание»; Хайдеггер концептуализировал и систематизировал эту возможность, на-пустив-на-бросив ее, точно свето-тенъ, на область традиционного философствования, и таким образом уч-редил-ся как небывалый «поэт мысли», как сосредоточеннейше думающий и всё упоминающий писатель, как сугубо нацио-

8

налъный сказочный руко-дел — среди «ученых-философов», ловко и привычно обращающихся с техническим аппаратом-инструментарием своего «специального», со-обща и согласно-конвенционально разделяемого, насквозь пронизанного «меж­дународными» греко-латинизированными терминами языка.

Вот только один пример того, как Хайдеггер обращался с родным ему языком и как (и чем) он тут же о-правдывал это (в переводе В. Бибихина, «Вопрос о технике», в книге: Мар­тин Хайдеггер. «ВРЕМЯ И БЫТИЕ». М.: «Республика», 1993, с. 229):

«Назовем теперь тот захватывающий вызов, который сосре­доточивает человека на поставлении всего, что выходит из по-таенности, в качестве состоящего-в-наличии,— поставом.

Решимся (sic!А. В.) применить это слово в пока еще со­вершенно непривычном смысле.

В существующем смысле слово «постав» (нем. Gestell.А. В.) означает станок, например ткацкий. Поставом называют­ся также мельничные жернова. И таким же тяжелым и жест­ким, как они, кажется напросившееся (?! —А. В.) нам (??!! — А. В.) теперь новое употребление слова «постав». Не говоря уже о произволе такого переиначивания слов зрелого языка. Мож­но ли дальше зайти со странностями? Наверное нет (почему же, спрашивается, нет?А. В.). Но только эти странности — ста­рый обычай мысли. И мыслители следуют ему как раз тогда, когда мысль должна приблизиться к самому весомому. Мы, по­здно рожденные (?! — А. В.), уже не в состоянии взвесить, что это значит, когда Платон решается употребить для обозначе­ния существа всего существующего слово «эйдос». Ведь είδοζ в повседневном языке означал вид, предлагаемый нашему чув­ственному зрению видимой вещью. Платон вверяет этому слову соверпгенно необычную задачу быть названием того, что чув­ственным взором как раз никогда и нигде не воспринимается... Рядом с тем, что в этом и в некоторых других случаях Платон навязывает (?! —А. В.) языку и мышлению, применить слово «постав», как мы сейчас решились, в качестве имени для суще­ства современной техники можно почти безобидно (аплодис­менты!А. В.)».

Спрашивается: если Хайдеггер о-правдывал подобное (от­нюдь, как выясняется из его же текста, не бес-подобное) слово-

9

употребление и слово-образование, ссылаясь на Платона и его традиционно-высокий и давний авторитет (то есть, в перево­де на русский, самость, само-стоятельность, само-волие), то как же переводчику самого Хайдеггера не поступать в своем труде подобным же образом, ссылаясь на подобный авторитет самого (!) Хайдеггера — следуя его же собственному примеру, откровенно продемонстрированному примером из вышеприве­денной цитаты?

Хайдеггер не то что расходился с «традицией», но он попро­сту расходился в языке и своем сказе вовсюпроходя таким образом какую бы то ни было традицию насквозь и понимая при этом, что традицию, наряду со всеми прочими сущими и само-бытными вещами, у-станавливает (хотя и не обязательно способом технического «постава») некий начальный, и в этом смысле начальственный, человек как здесь-бытие (Dasein), как здесь-бытующий человек, открытый для со-кровенного (Verborgen) при-говора и за-говора (Zu-spruch и An-spruch) язы­ка и потому-ради того особым образом про-светленный (ge-lichtet). В соответствии с этим глубокое и широкое знание пере­водчиком всеобще-философской проблематики «от Платона до наших дней» не играет в случае Хайдеггера какой-либо суще­ственной роли и может скорее помешать, чем помочь. Столь же малую роль подспорья способно сыграть в этом деле и знание переводчиком других (в данном случае русских) переводов Хайдеггера. Эта «незагруженность» в случае Хайдеггера ско­рее даже необходимая предпосылка «у-дачи» — и опять же по примеру самого Хайдеггера, который, переводя либо толкуя любого из известных философов, делал это будто впервые, учитывая «традицию» лишь с тем и для того, чтобы пройти ее насквозь, из нее добросовестно выйти и от нее оттолкнуть­ся. Глядя более, что ли, широко, вполне корректно было бы сказать, что хайдеггеровское творчество с самого начала яв­лялось ростком и «вирусом» вос-точного мировоззрения дзэн посреди континента о-забоченной прошлым и будущим свое­го существования и сохранением-сбережением оного в «на­стоящем» качестве за-падной мысли, мысли Страны Вечера (Abendland) — как упорно и повсюду в своих писаниях Хайдег­гер называет Европу, Запад. Действительно (во-истину), чему, как не дзэну,— из всех предельных земных мировоззрений,— дзэну с его первенством и главенством «здесь и сейчас» более

10

всего и по существу со-ответствует та у-становка, на которой Хайдеггер всю жизнь стоял и настаивал, и не мог иначе, и кото­рая всякий раз, будучи прикладываема к любому делу-любой мысли, заставляет взяться за них с самого начала, «точно» в первый раз, и довести-возвести начатое до самого конца, до со­вершенного завершения. Полнота и самодостаточность дис­кретности. Острова в океане за-бытия. Эгейский архипелаг в ле-тейском море. Горные вершины вулканов спят до поры до вре­мени бытия во тьме ночной за-бытости... Что-то такое. Только путь к «дзэн» был Хайдеггером вполне по-немецки про-рыт, за­ливы между островами марафонски переплыть, стадии, сколько их было, тщательно, с чистой совестью и без устали про-странствованы, вершины «покорены» само-отверженно-решительным скалолазаньем. Пришлось, что называется, вволю попотеть, чтобы прийти к чему-то такому, как дзэнская свобода. Нельзя же, в самом деле, просто непорядочно, не по-бюргерски, без-ответственно по отношению к родным корням взять и одним прыжком (хотя Хайдеггер частенько говорит в своих писаниях о «прыжках»), что называется на-скоком, при­нять такое отношение к бытию и такую связь с бытием на веру. Наверное, этого бы и впрямь не получилось у человека из Гер­мании первой половины XX века, и наверняка Хайдеггер пре­бывал в «истине», поступая именно так. Он, собственно, от­крыл и прочно у-чредил (не как «какой-то» поэт, которому «все позволено», но как серьезный мыслитель!) такую свободу мыс­лить-сказывать, что она непременно предполагает и включает легкомысленное отношение к самому перво-открывателю, вплоть до самого игривого и вольного об-хождения и с его «фи­гурой», и с его «трудами». Как говорится (по-русски), за что боролся, на то и напоролся. Истинно про-светленный последо­ватель и носитель дзэн призывает, с одной стороны, «убивать Будду» буквально на месте встречи, которое изменить никак нельзя, ибо оно неизменно и всегда одно и то же — здесь и сей­час; с другой же стороны, он буквально призывает его (то есть себя) «пинать», «оплевывать», «вытирать о него ноги» и все прочее в человеке, что можно обо что-либо вытирать. И так оно и есть, ибо место, и самое место, книгам Хайдеггера — для «дас мана», для так называемого «массового читателя», в расчете на которого и была написана нижеследующая монография,— в так и называемом «отхожем месте»...

11

 

Используются технологии uCoz
Используются технологии uCoz