Кудрявцев Ю. Г. Три круга Достоевского   (Собы­тийное. Социальное. Философское).

М., Изд-во Моск. ун-та, 1979 г., с. 344.

 

Монография представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событийного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Оригинальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

                                                                    

СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие                          5

Введение                                7

СОБЫТИЙНОЕ

 

Досибирский период           15

Сибирский период              21

Послесибирский период     26

СОЦИАЛЬНОЕ

 

Досибирский период           64

Сибирский период               74

Послесибирский период     78

ФИЛОСОФСКОЕ

 

Досибирский период           154

Сибирский период               165

Послесибирский период     173

Заключение                           329

Литература и источники     341

 

 

СОБЫТИЙНОЕ

 

Три названных выше круга четко видны в творчестве Достоевского. В каждом отдельном произведении их ме­сто неодинаково. Есть произведения, включающие в се­бя все три круга, два круга, один круг. Но большинство произведений поднимается до обобщений философского плана. Иногда круги, уровни высшего порядка видны не сразу, если то или иное произведение рассматривать изо­лированно. Прежде всего, конечно, воспринимается сюжетика, событийное.

 

1. ДОСИБИРСКИИ ПЕРИОД

 

Каждое из произведений, написанных в досибирский период жизни, имеет, естественно, свой сюжет. Рассмо­тренные в совокупности, они позволяют выделить какие-то основные проблемы событийного, поднятые писателем.

Прежде всего это обнажение бедности, жизни людей, материально необеспеченных. Приемы изображения бед­ности разные, суть одна. Большую роль в характеристике материального положения героя играет его жилище. Как правили, это — мрачные каморки. Вот Макар Девушкин описывает дом, в котором живет; «Вообразите, пример­но, длинный коридор, совершенно темный и нечистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери да двери, точно нумера все так в ряд простираются. Ну вот и нанимают эти нумера, а в них по одной комнатке в каждом; живут в одной и по двое и по трое. Порядку не спрашивайте — Ноев ковчег!» [3, 1, 16]. Да­лее  Макар скажет, что воздух в комнатах такой, что

16                                                                                                                                                                      

чижики в них «так и мрут». А человек живет. Привык человек.

Примерно такое же жилище у Голядкина. Вот герой проснулся в своей комнате. «Знакомо глянули на него зеленовато-грязноватые, закоптелые пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета с зеле­ненькими цветочками...» [3, 1, 109]. Здесь очень большое значение имеет уменьшение ценности красного. Сначала самое высшее — красное дерево как символ обеспечен­ности, затем следует ослабление — «под красное дере­во», затем — «окрашенный красною краскою» и, нако­нец, «красноватый цвет» как символ бедности. Этот же прием — в «Бедных людях». Макар пишет, что живет хорошо. Затем излагает подробности. Обнаруживается, что утверждение совершенно не соответствует действи­тельности. Плохо живет Макар.

Герои материально бедны. По в разной степени. Все имеет свою иерархию. Нищий Макар, с точки зрения его соседа Горшкова, человек состоятельный — у него даже можно просить взаймы.

Духовный мир героев тоже весьма скуден. Герои До­стоевского — люди нетворческие, переписчики. Уже в самой профессии заложено исключение творчества. Их работа однообразна и скучна. Единственное утешение — возможная похвала «его превосходительства». Все это накладывает отпечаток на их личности. Они чувствуют себя усталыми и неуверенными. Их быт — постоянное предчувствие крушения быта. Герои как будто идут воз­ле какой-то бездны, чувствуя приближение к ней и на­деясь, что она будет не скоро. Все боятся каких-то по­терь. Прохарчин боится потерять канцелярию, Вася Шумков — расположение начальства.

Герои несчастны. Это правило. Символы неустроен­ности жизни — слезы, припадки, обмороки. Слезы горя и слезы умиления. Последние нередко — разновидность слез горя: сколько надо вытерпеть, чтоб так чувстви­тельно воспринимать малейшее просветление. Неуверен­ные в себе, герои Достоевского живут «помаленечку», «втихомолочку», ходят как бы на полусогнутых. Вот Горшков: «коленки у него дрожат, руки дрожат, голова

Три круга Достоевского                                                                                                                                                      17

Дрожит, уж от болезни что ли какой, бог его знает; роб­кий, боится всех, ходит стороночкой» [3, 1, 23—24]. А вот в пути Голядкин: «дробил и семенил по тротуару Фон­танки частым, мелким шажком, немного с притрусцой» [3, 1, 140]. Заболевший Прохарчин не ходит. Лежит. Но как лежит? Лежит, «приплюснув себя к постели своей, словно как заяц припадает от страха к земле., заслышав охоту» [3, 1, 249].

Язык живущих на полусогнутых тоже какой-то полу­согнутый. Из словаря Макара: горшочек с бальзаминчиком, занавесочка, стульчик, геранька, комодец, яблоч­ки, улыбочка, пустячки, шинелька. Каждое из этих слов, в отдельности взятое, лишь отчасти характеризует произносящего. Но в совокупности постоянно употреб­ляемые одним героем, они выдают определенный образ мышления, вызванный определенным образом жизни. Такой язык обусловлен и самими предметами, отража­емыми в языке. И рад бы назвать иначе, да нельзя. Ста­рик Покровский приходит и снимает шляпу. Далее, ее характеристика: «измятая, дырявая, с оторванными по­лями» [3, 1, 34]. И вот через восемь строк текста старик уходит и надевает «шляпенку». То, что было обрисова­но, никак нельзя назвать шляпой. Достоевский мог бы ничего прямо не говорить о герое, о нем говорят употреб­ляемые им слова.

Обращает на себя внимание отсутствие солидарно­сти между людьми, живущими в одинаково трудных условиях. Хотя каждый завтра может оказаться в поло­жении, скажем, Голядкина, но Голядкину пе сочувствует. Ведь — завтра. А может, и пронесет. Равнодушны люди к Девушкину, к Прохарчину. А если не совсем равно­душны, то злобно неравнодушны. Безразличны или враждебны близкие, дальние.

Безразлична даже сама атмосфера города. При отъезде героини «Бедных людей» из деревни «день был такой светлый, теплый, яркий» [3, 1, 27]. Въезжает в Петербург: «дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпа новых, незнакомых лиц, негостеприим­ных, недовольных, сердитых!» [3, 1, 27]. Природа как бы в единстве со всем тем, что направлено против человека. Живущий в тусклости, он даже в последний час видит ту же тусклость. Умирающий от чахотки студент Пок-

18                                                                                          

ровский просит Варю поднять занавес у окна. «Ему, верно, хотелось взглянуть в последний раз на день, на спет божий, на солнце. Я отдернула занавес; но начина­ющийся день был печальный и грустный, как угасающая бедная жизнь умирающего. Солнца не было. Облака застилали небо туманною нелепою; оно было такое дождливое, хмурое, грустное. Мелкий дождь дробил в стекла и омывал их струями холодной, грязной воды; было тускло и темно. В комнату чуть-чуть проходили лучи бледного дня и едва оспаривали дрожащий свет лампадки, затепленной перед образом. Умирающий взглянул на меня грустно-грустно и покачал головою. Через минуту он умер» [3, 1, 45].

Облачное, туманное, дождливое, хмурое, тусклое, тем­ное, холодное, грязное. Даже могучее солнце с трудом соперничает с лампадкой. И все это в итоге жизни. Все то же, что и при жизни. На первой странице «Двойника» такую же картину видит просыпающийся Голядкин. А вот он бредет в ночи: «Ночь была ужасная, ноябрь­ская— мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чре­ватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, го­рячками всех возможных родов и сортов — одним словом, всеми дарами петербургского ноября» [3, 1, 138]. И все это против вышвырнутого с праздника героя. Но­вые невзгоды Голядкина,— природа верна себе: «погода была ужаснейшая. Снег валил хлопьями и всячески ста­рался, с своей стороны, каким-нибудь образом залезть под распахнувшуюся шинель настоящего господина Го­лядкина. Кругом было мутно и не видно ни зги» [3, 1, 206].

Иногда говорят, что Достоевский не умел пользо­ваться светлыми красками. Видимо, здесь дело не в не­умении. Светлые краски тут просто неуместны. Задача автора — отразить созвучие жизни человека и приро­ды, в которой эта жизнь протекает. И этого он достиг с полнотой, близкой к предельной. Все против человека, и всё против человека. В том числе и природа. Вернее, человеку кажется, что и природа против него, так как против него всё. Человек у Достоевского одинок. Он— вне людей. Он сторонится людей, не ожидая от них ничего хорошего. И таковы не только чиновники Досто­евского. Таков и герой «Хозяйки» Ордынов. Он, как и

Три круга Достоевского                                                                                                                                                             19