ТЕТРАДЬ №11
СЕНТЯБРЬ 1937 ГОДА - АПРЕЛЬ 1939 ГОДА
22 сентября. "Счастливая смерть
".
- Видите ли, Клер, это довольно трудно
объяснить. Важно одно: знать, чего ты стоишь. Но для этого надо выбросить из
головы Сократа. Чтобы узнать себя, надо действовать, хотя это вовсе не
значит, что человек сможет понять себя до конца. Культ "я"! Не
смешите меня. Какое "я" и какая личность? Когда я смотрю на свою
жизнь и ее сокровенный лик, существо мое сотрясается от рыданий. Я - и эти
губы, которые я целовал, и эти ночи в "доме перед лицом Мира", я -
этот бедный ребенок и эта безумная жажда жизни и власти, которая охватывает
меня в иные моменты. Многие из тех, кто меня знает, порой не узнают меня. А я
чувствую себя во всем похожим на этот бесчеловечный мир, сколком которого
является моя собственная жизнь.
- Да, - говорит Клер, - вы играете в двух планах одновременно.
- Вероятно. Но, когда мне было двадцать
лет, я, как все, читал о том, что жизнь может обернуться комедией и т.д. Но я
не об этом. Несколько жизней, несколько планов — да, конечно. Но когда актер на
сцене, он принимает условия игры. Нет, Клер, мы прекрасно знаем, что это
всерьез, — что-то подсказывает нам это.
- Почему? — спрашивает Клер.
- Потому что, если бы актер играл, не
зная, что он играет пьесу, его слезы
были бы настоящими
слезами, а жизнь — настоящей
жизнью. И всякий раз, когда я думаю о том, какой путь проходят во мне боль и
радость, я понимаю, и еще как понимаю, что моя роль самая серьезная и
волнующая.
А я хочу быть этим превосходным актером. Я
отказываюсь от своей индивидуальности и не желаю ее развивать. Я хочу быть
тем, что делает из меня моя жизнь, а не превращать
эту жизнь в эксперимент. Я сам —
эксперимент, а жизнь лепит и ведет меня. Я знаю, до какой идеальной безликости
я дошел бы, как силен был бы мой порыв к деятельному небытию, если бы у меня
достало силы и терпения. Что меня всегда останавливало, так это мое тщеславие.
Сегодня я понимаю, что действовать, любить, страдать — это и значит жить
настоящей жизнью, но жить в той мере, в какой это означает абсолютную чистоту и
приятие своей судьбы как единственного отражения радуги радостей и страстей.
Путь и т.д. ...
Но для этого нужно время: оно у меня
теперь есть.
Клер долго молчала, затем взглянула Патрису в лицо и медленно произнесла:
— Много горестей ждет тех, кто вас любит.
В глазах Патриса
промелькнуло отчаяние, он встал и отрезал:
— Я
ничем не обязан тем, кто любит меня.
— Вы
правы, — сказала Клер. — И тем не менее это факт. (Однажды вы останетесь один.)
23 сентября, К<ьеркегор> в ФП (Философских пустяках).
"Язык,
подчеркивающий в слове "страсть" его родство со страданием, прав,
хотя в повседневном употреблении, говоря "страсть", мы подразумеваем
скорее судорожный порыв, удивляющий нас, и забываем, что речь идет о душевном
страдании (гордыня — вызов) ".
Там же. Превосходный актер (в жизни) есть
тот, кто "претерпевает действие" — и сознает это — пассивная
страсть.
"Он проснулся в поту, ничего не
соображая, вскочил и побродил по квартире. Потом зажег сигарету и стал тупо
разглядывать складки на своих помятых брюках. Во рту скопилась горечь сна и
сигареты. Вокруг него хлюпал мягкий и влажный, словно болотная тина,
день".
Рамакришна по поводу торгашей: "Истинный мудрец
не брезгает ничем". Не путать слабоумие и святость.
23 сентября.
Уединение, роскошь богачей.
26 сентября.
1)
Поместить перед романом отрывки из дневника (конец).
2)
Сохранять трезвость ума даже в исступлении. Подробное описание:
Исчезновение друзей.
Трамваи
(в конце рабочего
дня?). Идеи — лейтмотив.
Он все больше и больше погружался в
молчание, замыкался в себе...
...Дошел
до точки, где ясность ума может помрачиться. Гигантское усилие:
возвращается к жизни — капли пота—думает о
раздвинутых ногах женщины - идет к
балкону и извергает семя в мир плоти и огней. "Это полезно для
здоровья". Затем принимает душ и
делает упражнения с эспандером.
("Теолого-политический
трактат".)
У Жоржа Сореля. Это следовало бы посвятить
"левым гуманистам", которые выдают нам Гельвеция, Дидро и Гольбаха
за вершину французской литературы.
Идея прогресса, которая отравляет рабочие
движения, -идея буржуазная, ведущая свое начало от XVIII века. "Мы должны всеми силами стараться помешать буржуазным идеям отравлять сознание становящегося
класса: поэтому надо любой ценой разорвать всякую связь между народом и
литературой XVIII века"
("Иллюзия прогресса", с. 285 и 286) .
30 сентября.
Рано или поздно мне всегда удается изучить
человека досконально. Надо только не жалеть времени. Всегда наступает момент,
когда я чувствую разлад. Любопытно, что это происходит
в ту минуту, когда мое внимание что-то
отвлекает и мне становится "неинтересно".
Диалог.
— А чем вы занимаетесь в жизни?
— Я считаю, месье. -Что?
— Я
считаю. Я говорю: один, море, два, небо (ах, какая красота!), три, женщины, четыре,
цветы (ах, какая прелесть!).
— Получается довольно глупо.
— Боже мой, ваше мнение совпадает с
мнением вашей утренней газеты. А мое
мнение совпадает с мнением мира. Вы думаете, как "Эко де Пари", а я
думаю, как мир. Когда он залит светом, когда припекает солнце, меня охватывает желание любить и обнимать, сливаться с
телами и светом, принимать плотские и солнечные ванны. Когда мир хмур, я полон
меланхолии и нежности. Я чувствую, что становлюсь лучше, что могу влюбиться
всей душой и даже жениться. Впрочем, ни то ни другое не имеет значения.
После его ухода:
1)
— Это дурак.
2)
— Человек с претензиями.
3)
— Циник.
— Нет, — говорит учительница, - он балованный
ребенок; это же сразу видно. Маменькин сынок,
который не знает жизни.
(Поскольку все больше и больше
утверждается мнение, что считать жизнь легкой и прекрасной может лишь тот, кто
ее не знает.)
30 сентября.
Люди хотят поскорее прославиться и потому
не желают переписывать. Достойно презрения. Начать сначала.
2 октября.
"Он шел, не останавливаясь, по
грязным улицам; моросил дождь. В нескольких шагах уже ничего не было видно. Но
он продолжал идти в полном одиночестве по этому городку, такому далекому от
всего. От всего и от него самого. Нет, это было
невыносимо. Плакать перед собакой, на виду
у всех. Он имел право на счастье. Он не заслужил этого".
4 октября.
"До последних дней я жил с
убеждением, что надо что-то делать в жизни, в частности — что бедняку надо
зарабатывать на жизнь, приобрести положение, устроиться. Должно быть, мысль
эта, которую я пока еще не решаюсь назвать предрассудком, крепко укоренилась
во мне, она не оставляла меня, сколько бы я ни иронизировал и ни принимал
окончательные решения. Так вот, как только я получил назначение в Бель-Аббес, все вдруг нахлынуло снова — так значителен был
этот шаг. Я отказался от назначения — вероятно, благополучие не имело для меня
цены в сравнении с надеждами на подлинную жизнь. Я отступил перед унылым
оцепенением такого существования. Если бы я переждал несколько дней, я бы,
конечно, согласился. Но тут-то и крылась опасность. Я испугался одиночества и
определенности. Я по сей день не знаю, сила или слабость двигала мной, когда я
отверг эту жизнь, закрыл себе путь к тому, что называют "будущим",
обрек себя на безвестность и бедность. Но я по крайней
мере знаю, что если я веду борьбу, то за дело, которое того стоит. Хотя, если
как следует посмотреть... Нет. Вероятно, я бежал не просто от определенности,
но от определенности уродливой.
А вообще-то способен ли я быть, как
говорят люди, "серьезным"? Может, я лентяй?
Не думаю, и я это себе доказал. Но имеет ли человек право отказываться от
работы под тем предлогом, что она ему не нравится? Я полагаю, что праздность
разлагает только тех, кому не хватает темперамента. И если бы мне его не
хватало, у меня оставался бы только один выход".
10 октября.
Иметь значение или не иметь. Созидать или
не созидать. В первом случае все оправданно. Все, без исключения. Во втором
случае — полный Абсурд. Остается выбрать наиболее эстетичное самоубийство:
женитьба + покаянные молитвы или револьвер.
По дороге к кварталу Мадлен — снова эта
жажда все отринуть перед лицом природы — такой прекрасной.
15 октября.
Жироду (в кои-то веки) :
"Невинность существа есть полная приспособленность к миру, в котором он
живет". Напр.: невинность волка. Невинен тот, кто ничего не стремится
доказать.
17 октября.
На дорогах, поднимающихся от города Блида, ночь разливает молоко и покой, даруя благость и
сосредоточенность. Утро на горе с ее коротко остриженной шевелюрой,
взъерошенной безвременниками, — сверкающие источники — тень и солнце — мое
тело, сначала всеприемлющее, затем отвергающее. Сосредоточенное
усилие при ходьбе, воздух режет легкие, как раскаленный железный прут или острая
бритва, — упорные попытки превзойти себя и одолеть склон — или познать себя,
познав свое тело. Тело, истинный путь культуры, показывает нам предел наших
возможностей.
Деревушки жмутся к возвышенностям и живут
каждая своей жизнью. Мужчины в длинных белых одеждах — их простые и точные
движения вырисовываются на фоне вечно голубого неба. Дорожки обсажены фиговыми
деревьями, оливами, цера-тониями и ююбами. По пути
нам встречаются ослы, груженные маслинами. У
погонщиков лица смуглые, а глаза светлые. И между человеком и деревом, между
жестом и горой рождается своего рода согласие, трогательное и радостное разом.
Греция? Нет, Кабилия. Кажется, будто вся Эллада
перенеслась сюда через века и возродилась в своем античном великолепии между
морем и горами, и лишь лень да почтение к судьбе выдают в этом краю соседство с
Востоком.
18 октября.
В сентябре над всем Алжиром плывет запах
любви, источаемый цератониями, — кажется, будто вся
земля отдыхает после совокупления с солнцем и лоно ее увлажнено семенем,
благоухающим миндалем.
На этой дороге, ведущей в Сиди-Брахим, после дождя от цератоний
исходит запах любви, тяжелый и гнетущий, давящий всем своим водяным грузом.
Потом, когда солнце откачивает воду, краски снова расцветают и запах любви
становится легким, едва уловимым ноздрями. Кажется, будто, проведя целый день
в духоте, вы выходите на улицу вместе с любовницей и
она смотрит на вас, прижимаясь к вам плечом, среди огней и толпы.
Хаксли: "В конечном счете достойнее быть хорошим буржуа, не лучше и не хуже
других, чем плохим художником, или псевдоаристократом, или
второсортным
интеллектуалом..."
20 октября.
Потребность в счастье и его терпеливый
поиск. Нет нужды изгонять меланхолию, но есть необходимость изжить в себе пристрастие
к трудному и роковому. Радоваться общению с друзьями,
пребывать в согласии с миром и добиваться счастья, следуя путем, который,
впрочем, ведет к смерти.
"Вы будете в страхе ожидать
смерти".
"Да, но я неукоснительно выполню свою
миссию, а моя миссия — жить". Не соглашаться с условностями, не
соглашаться на сидение в конторе. Никогда не сдаваться — всегда требовать
большего. И сохранять ясный ум, даже просиживая долгие часы в конторе.
Стремиться к наготе, к которой мир возвращает нас, как только мы оказываемся с
ним наедине. Но прежде всего не стараться казаться, а
только - быть.
21 октября.
Тому, кто путешествует очень скромно,
нужно гораздо больше энергии, чем тому, кто строит из себя торопливого путешественника.
Плыть на палубе, прибывать к месту назначения усталым и
опустошенным, долго ехать третьим классом, зачастую есть всего один раз в
день, считать каждый грош и каждую минуту бояться, что какой-нибудь несчастный
случай вдруг задержит вас в пути, и без того тяжелом, — все это требует
мужества и воли, поэтому невозможно принимать всерьез проповеди о
"перемене мест". Путешествовать — занятие не
из веселых и не из легких. И надо не бояться трудностей и любить
неизвестность, чтобы осуществить свою
мечту о путешествии, когда ты беден и не имеешь денег. Но если посмотреть как следует, безденежье предостерегает от
дилетантства. Конечно, я не стану утверждать, что Жид
и Монтерлан много потеряли оттого, что не ездили по
железной дороге со скидкой и не застревали в каждом городе на неделю в ожидании
билета. Но я хорошо знаю, что в глубинном смысле не могу смотреть на вещи, как Монтерлан или Жид, - ибо езжу по
железной дороге со скидкой.
25 октября.
Что невыносимо и постыдно, так это
суесловие.
5 ноября.
Кладбище в Эль-Кеттар.
Хмурое небо и бурное море у подножия холмов, усеянных белыми могилами. Мокрые
деревья и земля. Голуби меж белых плит. Одинокий розово-красный куст герани и
безмерная, безнадежная и немая печаль, которая роднит нас с прекрасным чистым
ликом смерти.
6 ноября.
Дорога к кварталу Мадлен. Деревья, кусочек
земли и небо. Ах! Как далеко до этой первой звезды, которая ожидала нас на
обратном пути, но какое тайное согласие царит между нею и моими движениями.
7 ноября.
Персонаж. А. М. калека — ампутированы обе
ноги — одна сторона парализована.
"Мне помогают справлять мои
естественные потребности. Меня умывают. Меня вытирают. Я почти ничего не слышу.
Но при этом я никогда не сделаю ни единого движения, чтобы сократить жизнь, в
которую я так верю. Я согласился бы и на худшее. Быть слепым и лишенным всякой
чувствительности, быть немым и не иметь контактов с внешним миром — только ради
того, чтобы чувствовать в себе этот мрачный сжигающий
меня огонь, ибо он и есть я, я живой —
благодарный жизни за то, что она позволила мне гореть".
8 ноября.
В ближайшем кинотеатре продают мятные
конфеты с надписями: "Вы на мне женитесь?", "Вы меня
любите?" И там же ответы: "Сегодня вечером", "Очень" и
т.д. Их передают соседке, и она отвечает тем же манером. Совместная жизнь
начинается с обмена конфетами.
13 ноября.
Квиклински: "Я всегда действовал под влиянием
минуты. Теперь потихоньку переучиваюсь. Действовать так, чтобы быть счастливым?
Если мне суждено где-то обосноваться, почему бы не сделать
это в той стране, которая мне по душе? Но, предвосхищая свои чувства, мы
всегда ошибаемся — всегда. Так что надо жить так, как легче. Не принуждать
себя, даже если это кого-то шокирует. Это немного цинично, но так же рассуждает
и самая красивая девушка в мире".
Все так, но я не уверен, что, предвосхищая
свои чувства, мы обязательно ошибаемся. Мы просто поступаем неразумно. Во
всяком случае, единственный эксперимент, который меня интересует, это тот, где
абсолютно все ожидания оправдались бы. Сделать что-либо, чтобы быть
счастливым и действительно стать таковым. Меня привлекает связь между миром
и мной, двойное отражение, позволяющее моему сердцу вмешаться и даровать мне
счастье, которое, однако, за определенной чертой полностью зависит от мира,
властного либо довершить это счастье, либо его разрушить. Aedificabo et destruam 1, сказал Монтерлан. Мне ближе
другое: Aedificabo et destruat2,Цикл не исчерпывается мной одним. В
цикле существует взаимосвязь между мной и миром. Все дело в том, чтобы знать
свое место.
16 ноября.
Он говорит: "В жизни должна быть
любовь — одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные
приступы отчаяния, которым мы подвержены".
1 я построю и разрушу (лат.). 2 япострою,и он разрушит (лат.).
17 ноября.
"Воля к счастью".
3-я часть. Достижение счастья.
Несколько лет. Смена времен года, и ничего
больше.
1-я часть (конец). Калека говорит Мерсо: "Деньги. Пытаться убедить себя, что можно быть
счастливым, не имея денег, — своего рода духовный снобизм".
По пути домой М. рассматривает события
своей жизни в новом свете. Ответ: "Да".
Для человека "благороднорожденного"
быть счастливым — значит разделять судьбу всего человечества не из стремления к
самоотречению, но из стремления к счастью. Чтобы быть счастливым, нужно время,
много времени. Ведь счастье - это тоже терпение. А нужда в деньгах крадет у нас
время. Время покупается. Все покупается. Быть богатым — значит иметь время
быть счастливым, если вы того достойны.
22 ноября.
Совершенно естественно пожертвовать
небольшой частью своей жизни, чтобы не потерять ее целиком. Шесть или восемь
часов в день, чтобы не подохнуть с голоду. Да и
вообще, все идет на пользу тому, кто этой пользы ищет.
Декабрь.
Густой, как масло, дождь на стеклах, глухой
стук лошадиных копыт и глухой шум затяжного ливня — все принимало облик
прошлого, и мрачная печаль проникала в сердце Мерсо,
как вода проникала в его башмаки, а холод — в колени, плохо защищенные тонкой
тканью. Из самых недр неба одна за другой набегали черные тучи, быстро уплывая
и уступая место новым. Эта невесомая вода, которая
лилась вниз, не похожая ни на туман, ни на дождь, легким прикосновением
освежала лицо М. и промывала его глаза, обведенные большими кругами. Складка на
его брюках исчезла, а с нею теплота и доверие, с которым нормальный человек
смотрит на мир, созданный для него. (В Зальцбурге.)
Иронизирует над Мартой — расстается с ней.
Человек, который подавал большие надежды,
а теперь работает в конторе. Больше он ничего не делает, вернувшись
домой, ложится и покуривает в ожидании ужина, затем снова ложится и спит до
следующего дня. По воскресеньям он встает очень поздно и садится у окна, глядя
на дождь или на солнце, на прохожих или на тишину. И так весь год. Он ждет.
Ждет смерти. Что толку в надеждах, если все равно...
Политика страны и судьбы людей находятся в
руках личностей, лишенных идеала и благородства. Те, в ком есть благородство,
политикой не занимаются. И так во всем. Но теперь необходимо воспитать в себе
нового человека. Необходимо, чтобы люди действия имели идеалы, а поэты были
промышленниками. Необходимо воплощать мечты в жизнь — приводить их в действие.
Прежде от них отрекались или в них погружались. Не надо ни погружаться, ни
отрекаться.
У нас не хватает времени быть самими
собой. У нас хватает времени только на то, чтобы быть счастливыми.
Освальд Шпенглер ("Закат Европы"):
I. Форма и реальность:
"Понимать мир значит
для меня быть его достойным". "Тот, кто дает определения, не ведает
судьбы". "Помимо причинной необходимости - которую я буду называть логикой пространства — в жизни существует также органическая
необходимость судьбы — логика времени..."
Отсутствие исторического чувства у греков.
"История от древности до персидских войн есть продукт мысли, по сути своей
мифической".
Изначально египетская колонна была
каменной, дорическая колонна — деревянной. Таким образом
аттическая душа выражала свою глубинную неприязнь к долговечности.
"Египетская культура — воплощение заботы о будущем". Греки, счастливый
народ, не имеют истории.
Миф
и его антипсихологическое значение.
Духовная ис-
тория Запада, напротив, начинается с
самоанализа внутренней жизни - это западная Vita nuova1. (Ср. наоборот: фрагменты мифов о Геракле;
таковые же от Гомера до трагедий Сенеки. Тысячелетие. То
есть древнее — нынешнее.)
Напр.: "Немцы изобрели механические
часы, грозный символ быстротекущего времени, и бой их, денно и нощно раздававшийся
с бесчисленных башен Западной Европы, является, быть может, самым грандиозным
выражением исторического чувства во всем мироздании".
"Мы, люди западноевропейской
культуры, наделенные историческим чувством, являем собой не правило, а исключение".
Бессмысленность схемы: Античность —
Средние века - Новое время.
"Что означает тип сверхчеловека для
мусульманского мира?"
"Удел культуры — цивилизация. На
смену эллину приходит римлянин. Греческая душа и римский ум. Переход
от культуры к цивилизации совершился в древности в IV веке, на Западе в XIX веке.
Наша литература и наша музыка —
цивилизация для горожан.
А единственным предметом всякой философии
становится у нас История философии.
Главный вопрос:
противопоставление истории и природы
Математика История.
и картины (обдумать дополнительно).
Декабрь.
Его волновала ее манера цепляться за его
одежду, идти рядом, сжимая его руку, ее непринужденность и доверчивость -все это трогало его и возбуждало. А еще
ее молчание, благодаря которому она вкладывала всю себя в каждое свое движение,
и в этом, а равно и в серьезности, которой были исполнены ее поцелуи, чудилось
что-то кошачье.
Ночью он почувствовал под пальцами
выдающиеся скулы, холодные, как лед, и мягкие, дышащие теплом губы. И глубины
его существа потряс вопль, отрешенный и страстный. Перед
лицом ночи, усеянной звездами, и города, полного рукотворных огней и похожего
на опрокинутое небо, под горячим и глубоким дыханием порта, которому он
подставлял лицо, им овладело влечение к
этому теплому источнику, неистовое желание прильнуть к этим живым губам, чтобы
постичь весь смысл мира, жестокого и сонного, как немота, сковавшая ее уста.
Он наклонился, и ему почудилось, будто он приник губами к птице. Марта
застонала. Он впился в ее губы и несколько минут, не отрываясь, вдыхал эту
теплоту, пьянившую его так, словно он сжимал в объятиях весь мир. А она при
этом цеплялась за него, как утопающая, и, вынырнув на мгновение из своей
бездонной пропасти и оттолкнув его губы, затем ловила их вновь и вновь,
погружалась в черные ледяные воды, которые обжигали ее, как сонм богов.
1 Новая жизь (лат,).
Декабрь.
Тому, кто создан для игры, всегда хорошо в
женском обществе. Женщины - благодарная публика.
Вещи утомительные всегда утомляют
поначалу. Дальше смерть. "Такая жизнь не для меня", но, живя этой
жизнью, мы в конце концов смиряемся с нею.
Роман. I ч. Карточная партия ("марьяж"). Разговоры.
"Мы, зуавы..."
"С моим мужем..."
Черномазый: "Ты мне противен. Ты мне противен. Счас узнаешь, почему. Потому что ты зануда.
А я не люблю зануд. Ты не умеешь жить ".
(Парк Сен-Рафаэль.)
Роман. Заглавия: Чистое сердце.
Счастливцы на земле. Золотой луч.
-
Много ли вы знаете "любящих" мужчин,
которые отказались бы от красивой и доступной женщины? А если кто и откажется,
значит, ему недостает темперамента.
- Вы называете темпераментом отсутствие
всякого серьезного чувства?
— Именно.
(Во всяком случае, в том смысле, какой вы вкладываете в слово
"серьезный".)
Роман. I ч.
Жилище Загрея в
пригороде. Убийство. В комнате жарко натоплено. У Мерсо
горят уши, он задыхается. Выйдя на улицу, он простужается (отсюда болезнь,
которая его подкосит).
Гл. IV: разговор с 3. начинается с "общих
соображений".
— Да, — говорит 3., — но вы не можете этим заниматься,
работая.
—
Нет, потому что все во мне восстает, и это плохо.
... — В сущности, — говорит М., — я
человек взбалмошный и потому опасный.
Роман. IV ч. Пассивная женщина.
"Неправда, — говорит М., — что надо
выбирать, что надо делать то, что хочешь, что существуют условия счастья.
Счастье либо есть, либо нет. Важна воля к счастью. Своего рода глубокое
убеждение, никогда не покидающее нас. Все остальное: женщины, искусство,
успехи в обществе — не более чем повод. Канва, по которой нам предстоит
вышивать".
Роман. III ч.
Через некоторое время Мерсо
объявил о своем отъезде. Он собирался сначала попутешествовать, а затем
обосноваться в окрестностях Алжира. Через месяц он вернулся, убедившись, что
путешествия для него заказаны. Путешествие казалось ему тем, чем оно, в
сущности, и является: неспокойным счастьем. М. стремился к другому,
он искал осознанного блаженства. Вдобавок он чувствовал себя больным и знал,
чего он хочет. Он готовился вторично покинуть Дом у моря.
Февраль 38-го г.
Здесь люди чувствуют судьбу. Это их и
отличает.
Страдание оттого, что не все общее, и
несчастье оттого, что все общее.
Февраль 38-го г.
Весь революционный дух заключается в
протесте человека против условий человеческого существования. В этом смысле он
является в той или иной форме единственной вечной темой искусства и религии.
Революция всегда направлена против Богов — начиная с революции Прометея. Это
протест человека против судьбы, а буржуазные паяцы и тираны — не более чем
предлог.
И, вероятно, можно уловить революционный
дух в его историческом проявлении. Но тогда требуется вся эмоциональность
Мальро, чтобы избежать соблазна приводить доказательства.
Проще отыскать этот дух в его сути и судьбе. Поэтому произведение искусства,
которое изображало бы завоевание счастья, было бы произведением революционным.
Открыть чрезмерность в умеренности.
Апрель 38-го г.
Сколько гнусности
и ничтожества в существовании работающего человека и в цивилизации,
базирующейся на людях работающих.
Но тут все дело в том, чтобы устоять и не
сдаваться. Естественная реакция — в нерабочее время всегда разбрасываться,
искать легкого успеха, публику, предлог для малодушия и паясничанья (по большей
части люди для того и живут вместе) . Другая
неизбежная реакция заключается в том, чтобы разглагольствовать. Впрочем, одно
не исключает другого, особенно если учесть плотскую распущенность, отсутствие
физической культуры и слабоволие.
Все дело в том, чтобы молчать — упразднить
публику и научиться судить себя. Сочетать в равной мере заботу о своем теле с
заботой об осознанном существовании. Отбросить всякие претензии и отдаться
двойной работе по освобождению от власти
денег и от собственного тщеславия и
малодушия. Жить упорядочение Не жалко потратить два
года на размышления над одним-единственным вопросом. Надо покончить со всеми прежними
занятиями и постараться ничего не забыть, а потом приняться терпеливо
запоминать.
Поступив так, вы имеете один шанс из
десяти избежать самого гнусного и ничтожного из
существований — существования человека работающего.
Апрель.
Отправить два эссе. "Калигула".
Ни малейшей значительности. Недостаточно зрело. Издать в Алжире.
Продолжить занятия: философия и культура.
Ради этого все бросить: диссертация.
Или биология + экзамен на право
преподавания в институте, или Индокитай.
Каждый день делать записи в этой тетради: через два
года написать книгу-
Апрель 38-го г.
Мелвилл ищет приключений и кончает жизнь
конторским служащим. Он умирает в бедности и безвестности. Если человек живет
одиноко и обособленно (это не одно и то же), даже завистники и клеветники в конце концов унимаются и оставляют его в покое.
Но надо ежесекундно пресекать зависть и клевету в себе.
Май.
Ницше. Осуждение Реформации, освобождающей
христианство от принципов жизни и любви, которые прививал ему Цезарь Борджиа. Борджиа, ставший папой, оправдал наконец христианство.
В любой идее меня привлекает
прежде всего ее острота и оригинальность — новизна и внешний блеск. Надо честно
признаться.
С. строит из себя обольстителя, он раздает
направо и налево обещания, которые никогда не держит. Он испытывает потребность
«окорять, завоевывать любовь и дружбу, сам не будучи
способен ни на то ни на другое. Прекрасный персонаж для романа и безотрадный
пример друга.
Сцена: муж, жена и зрители.
Муж не лишен достоинств и любит блеснуть в
обществе. Жена молчит, но короткими сухими репликами разрушает все потуги
обожаемого супруга. Таким образом она постоянно выказывает
свое превосходство. Он сдерживает себя, но страдает от унижения — так рождается
ненависть.
Напр.: С улыбкой: "Не выставляйте
себя большим глупцом, чем вы есть, друг мой".
Зрители мнутся и смущенно улыбаются. Муж
краснеет, подходит к жене, с улыбкой целует ей руку: "Вы правы, дорогая".
Приличия соблюдены, а ненависть растет.
Я до сих пор не могу забыть приступ
отчаяния, который охватил меня, когда мать объявила мне, что "я уже вырос и буду теперь получать к Новому году полезные
подарки". Меня до сих пор коробит, когда мне дарят подарки такого рода.
Конечно, я прекрасно знал, что ее устами говорит любовь, но почему любовь
избирает порой столь жалкий язык?
Об одной и той же вещи утром мы думаем
одно, вечером — другое. Но где истина — в ночных думах или в дневных размышлениях?
Два ответа, два типа людей.
Май.
В богадельне "умирает старая женщина.
Подруга ее, с которой она познакомилась три года назад, плачет, "потому
что у нее
никого не осталось". Сторож маленького морга — парижанин, живет здесь
вместе с женой. "Кто бы мог подумать, что в семьдесят четыре года придется
доживать свой век в богадельне в Маренго!" Сын его — человек с положением.
Старики приехали из Парижа. Невестка их невзлюбила. Скандалы. Старик не
выдержал и "поднял на нее руку". Вот сын и отправил их в богадельню.
Могильщик дружил с покойной. По вечерам они иногда ходили в деревню. Маленький
старичок обязательно хотел проводить гроб в церковь и на кладбище (два
километра). Он калека, ему трудно поспеть за катафалком, и он идет метрах в
двадцати позади всех. Но он знает местность и идет самым коротким путем,
поэтому два или три раза он нагоняет процессию и идет вместе со всеми, покуда снова не отстанет.
У сиделки-мавританки, которая заколачивает
гроб, язва на носу, поэтому она никогда не снимает повязки.
Друзья покойной: маленькие старички-мифотворцы. Как славно жилось в доброе старое
время! Старичок — старушке: "Ваша дочь вам не писала? — Нет. — Могла бы
вспомнить, что у нее есть мать".
Смерть одного обитателя богадельни —
сигнал и предупреждение для всех остальных.
Июнь.
Для "Счастливой смерти":
несколько прощальных писем. Старая песня: хочу порвать, потому что слишком
сильно тебя люблю.
И последнее письмо: шедевр трезвости. Но и
тут не обошлось без притворства.
Конец. Мерсо
пьет.
"Ну!—говорит
Селест, вытирая стойку. — Ты стареешь, Мерсо".
Мерсо вздрогнул и поставил стакан. Он поглядел
на себя в зеркало позади стойки. Так и есть.
Лето в Алжире.
По чью душу эта стая черных птиц в зеленом
небе? Постепенно наступает слепое и глухое лето и проясняет, что стоит за
призывами стрижей и криками разносчиков газет.
Июнь. . На лето:
1)
Закончить Флоренцию и Алжир.
2)
Калигула.
3)
Летний экспромт.
4)
Эссе о театре.
5)
Эссе о покаянных молитвах.
6)
Переписать Роман.
7)
Абсурд.
Для летнего экспромта:
— Зритель! -Ну!
— Зритель! -Ну!
— Ты редкость, зритель.
— Как редкость? (Оборачивается.)
-Конечно, редкость! Таких,
как ты, немного. Такие, как ты, наперечет.
— Уж какой есть.
— Конечно. Ты нам подходишь.
Роман.
— Что
греха таить, есть у меня серьезные недостатки, — говорит
Бернар. — Например, я лжец.
_ ?
— О! Я это прекрасно знаю. Одни недостатки
люди тщательно скрывают. Другие с легкостью за собой признают. Разумеется, с
притворным смирением! "Да, я вспыльчив, да, я люблю поесть". В
каком-то смысле это им льстит. Но лживость, тщеславие, зависть — в этом не
признаются. Этим грешит кто угодно, только не мы. К тому же признание в своей
вспыльчивости помогает избежать разговора обо всем прочем. Вы ведь не станете
искать в человеке, который сам повинился в
своих грехах, еще каких-то недостатков?
У меня нет заслуг. Я принимаю себя таким как есть. Поэтому все так просто.
Калигула: "Вы никак не поймете, что я
человек простой".
Эссе о покаянных молитвах.
У нас в семье: работа по десять часов в
день. Сон. Воскресенье—понедельник. — Безработица: человек плачет. Вся беда
человека в том, что ему приходится плакать и молить о том, что его унижает
(помощь) .
Нынче много говорят о достоинствах труда,
о его необходимости. Г-н Жинью, в частности, имеет
весьма определенное мнение на этот счет.
Но это обман. Достойным может быть только
добровольный труд. Одна праздность имеет нравственную ценность, ибо она
позволяет судить о людях. Она пагубна лишь для посредственностей.
В этом ее урок и ее величие. Труд, наоборот, одинаково губителен для всех. Он
не развивает способность суждения. Он пускает в ход метафизику унижения. Лучшие
люди не способны нести бремя этого рабского труда, навязываемого им обществом
благонамеренных людей.
Я предлагаю перевернуть классическую
формулу и сделать труд плодом праздности. Достойный труд заключается в игре в
"бочонок" по выходным. Здесь труд смыкается с игрой, а игра,
подчиненная технике, поднимается до произведения искусства и творчества в
самом широком смысле слова...
Одних
это приводит в восторг, других — в негодование.
Что ж такого! Мои работники зарабатывают
по сорок франков в день...
В конце месяца мать с ободряющей улыбкой
говорит: "Сегодня вечером будем пить кофе с молоком. День на день не
приходится..."
Но по крайней мере они смогут там заниматься
любовью...
Единственное возможное в наше время братство, единственное,
какое нам предлагают и позволяют, - это гнусное и сомнительное солдатское
братство перед лицом смерти.
Июнь.
В кино
молоденькая жительница Орана плачет горючими слезами, глядя на несчастья
героя. Муж умоляет ее перестать. Она говорит сквозь слезы: "Дай же мне, в
конце концов, всласть поплакать".
"Счастливая смерть":
В поезде Загрей
сидит напротив него. Только вместо черного шейного платка, который он обычно
носил, на нем очень светлый летний галстук. (После убийства
возвращается в свою квартиру. Ничего в ней не меняет. Только вешает новое зеркало.)
Искушение, одолевающее все умы: цинизм.
Ничтожество и величие этого мира: в нем
совсем нет истин, только любовь.
Царство Абсурда, спасение от которого - в
любви.
Романы-фельетоны не грешат против
психологии. Но психология здесь великодушна. Она не считается с деталями. Она
строится на доверии.
И тем самым грешит против истины.
Старая
женщина в ответ на новогодние пожелания:
мне много не надо: работы да здоровья.
Удивительно, как тщеславен человек,
который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он
жаждет любви.
Нелегко прийти к заключению, что можно
быть выше многих, не будучи при этом существом высшим. И что истинное
превосходство...
Август.
Комната окнами во двор — из нее дверь в
другую комнату, в которой нет окна, но в свою очередь есть дверь в третью, где
окна также нет. В этой последней комнате три матраса. Три спящих человека. Но,
поскольку ширина комнаты меньше длины матраса, концы матрасов загнуты кверху и
люди спят, согнувшись в три погибели.
Два слепца выходят на улицу между часом и
четырьмя ночи. Потому что они уверены, что никого не встретят на улицах. Если они
наткнутся на фонарь, они смогут всласть посмеяться. А днем чужая жалость мешает
им веселиться.
"Писать, — говорит один из слепцов. —
Но это никого не трогает. Трогает в книге только отпечаток волнующей жизни; А
с нами ничего волнующего не случается".
Пишущему лучше недоговорить, чем сказать лишнее.
Во всяком случае, никакой болтовни.
"Реальное" переживание
одиночества более чем далеко от литературы — оно совершенно не похоже на то,
которое описывают в книгах.
Ср. унизительность любых страданий. Не
дать себе докатиться до полной опустошенности. Пытаться преодолеть и "заполнить".
Время — не терять его.
Единственная возможная свобода есть свобода по отношению к
смерти. Истинно свободный человек — тот, кто, приемля смерть как таковую,
приемлет при этом и ее последствия, то есть переоценку всех традиционных
жизненных ценностей. "Все дозволено" Ивана Карамазова — единственное последовательное выражение свободы. Но надо
постичь суть этой формулы.
21 августа 1938 г.
"Только тот, кто познал
"настоящее', понимает, что такое ад" (Якоб Вассерман).
Закон Ману:
"Уста женщины, грудь юной девы,
молитва ребенка, жертвенный огонь всегда чисты".
Об осознании смерти, ср. Ницше. "Сумеркикумиров",с. 203.
Ницше: "Самые мучительные трагедии
суждено пережить существам самым одухотворенным, при условии, что они обладают
самым большим мужеством. Но именно оттого, что жизнь обходится с ними самым
жестоким образом, они питают к ней почтение" ("Сумерки
кумиров").
Ницше: "Чего же мы желаем, если
говорить о красоте? Быть красивым. Мы воображаем, что красота приносит много
счастья, но это заблуждение" ("Человеческое, слишком человеческое") .
Воздух населен жестокими и страшными
птицами.
Чем больше счастья в жизни человека, тем
трагичнее его свидетельские показания. Подлинно трагическим произведением
искусства (если считать произведение искусства свидетельским показанием)
окажется произведение человека счастливого. Потому что оно будет полностью
сметено с лица земли смертью.
Метеорологический метод. Температура
меняется каждую минуту. Это слишком зыбкие данные, чтобы вывести математическую
формулу. Наблюдателю здесь доступен произвольный срез реальности. И только
понятие среднего арифметического позволяет создать образ этой реальности.
Работы об этрусках:
А. Гренье:
Этрусские изыскания в "Ревю дез Этюд Ансьен", IX, 1935-219 и ел.
Б. Ногара:
Этруски и их цивилизация - Париж, 1936.
Фр. де Рюит:
Харон, этрусский демон смерти. (Выходные данные?)
Белькур.
Молодая женщина охраняет послеобеденный
сон мужа, не позволяя детям шуметь. Две комнаты. Она стелет на пол в столовой
одеяло и бесшумно забавляет детей, чтобы дать мужчине поспать. Жарко, и она
оставляет дверь на лестницу открытой. Временами ее одолевает дремота, и,
проходя мимо, можно увидеть, как она лежит, а вокруг тихо играют дети,
поглядывая на ее легонько вздымающуюся грудь.
Белькур.
Уволен. Не решается ей сказать. Говорит.
- Ну что ж, будем по вечерам пить кофе.
День на день не приходится.
Он смотрит на нее. Он часто читал истории
о том, как женщина "мужественно переносит бедность". Она не
улыбнулась. И снова ушла на кухню. Мужественно? Нет, смиренно.
Бывший боксер потерял сына. "Что мы
значим на земле? А все суетимся, суетимся".
Белькур.
История Р. "Я знал одну даму... она
была, так сказать, моя любовница... Я заметил, что дело тут нечисто: история с
лотерейными билетами (Ты купила мне лотерейный билет?). История с костюмом и
с сестрой. История с браслетами и "Уликой".
Трачу 1300 франков. А ей все мало. "Почему бы тебе не работать полдня? Ты бы избавила меня от
всех этих мелочей. Я купил тебе костюм, я даю тебе по 20 франков в день, я
плачу за комнату, а ты распиваешь кофе с подружками. Подаешь им и кофе и сахар.
А деньги тебе даю я. Я тебе делал только добро, а ты мне платишь злом".
Просит совета. Он по-прежнему "не
прочь спать с- ней". Он хочет послать ей такое
письмо, чтоб она "знала свое место" и чтоб она "пожалела о том,
что было".
Напр.: "Ты думаешь только о своих
забавах, и все дела". А дальше: "Я-то думал, что..." и т.д.
"Ты не видишь, что все завидуют
твоему счастью".
"Я ее поколачивал, но, так сказать,
легонько. Она кричала, я закрывал ставни".
То же самое и с подружкой.
Он хочет, чтобы она сдалась. Он трагичен в своем стремлении унизить обманщицу. Он поведет
ее в гостиницу и вызовет "полицию нравов".
История с друзьями и пивом. "Вы
говорите, что вы по этой части". "Они сказали, что, если я захочу,
они ее запишут как проститутку".
История с пальто. История со спичками.
"Ты поймешь, как тебе было хорошо со
мной".
Эта женщина — арабка.
Тема: мир смерти. Трагическое произведение
— удавшееся произведение.
...— Но, судя по вашему тону, эта жизнь
вам не по душе, Мерсо.
— Она мне не по душе, потому что скоро я лишусь
ее — вернее, она мне слишком по душе, поэтому я чувствую весь ужас предстоящей
утраты.
— Не понимаю.
—
Не хотите понять.
— Быть может. Патрису
пора уходить.
— Но, Патрис, а
как же любовь?
Он оборачивается, лицо его искажено
отчаянием.
— Любовь существует, — говорит Патрис, — но ведь она принадлежит этому миру.
Богадельня для стариков (старик идет полем напрямик). Похороны.
Солнце расплавляет гудрон на дороге —ноги вязнут
и оставляют черные вмятины. Открывается
сходство между этой черной грязью и клеенчатой шляпой кучера. И вся эта
чернота, липкая чернота расплавленного гудрона, тусклая чернота одежды,
блестящая чернота катафалка — солнце, запах кожи и лошадиного навоза, лака,
ладана. Усталость. А тот идет напрямик через поля.
Он идет на похороны, потому что покойница
была единственным близким ему человеком. В богадельне им говорили, как детям:
"Жених и невеста". И он смеялся. Ему было приятно.
Персонажи.
A) Этьен,
"физический"
персонаж; его внимание к собственному
телу:
1)
арбуз
2)
болезнь (колики)
3)
естественные потребности — хорошо — тепло и т.д.
4)
он смеется от радости, когда ест что-то вкусное.
Б) Мари
К. Ее родственник, и их
совместная жизнь, "он платит за жилье".
B)
Мари Эс. Детство, роль в семье. Ее
непорочность, о которой все толкуют.
Святой Франциск Ассизский. Страдание и унижение.
Г) Госпожа Лека. Ср. выше.
Д) Марсель, шофер — и старуха из кафе.
Чувства, которые мы испытываем, не
преображают нас, но подсказывают нам мысль о преображении. Так любовь не
избавляет нас от эгоизма, но заставляет нас его
осознать и напоминает нам о далекой родине, где этому эгоизму нет места.
Вернуться к работе над Плотином. Тема: ум
у Плотина. 1) Ум — понятие неоднозначное.
Интересно рассмотреть его положение в
истории в тот момент, когда ему предстоит либо приспособиться, либо погибнуть.
Ср. Диплом.
Это тот же самый ум, но и не совсем тот
же. Ибо есть два ума:
один этический, другой эстетический.
Тщательно изучить: плотиновский
образ как силлогизм этого эстетического ума.
Образ подобен притче: это попытка выразить
непостижимость чувства в очевидной непостижимости конкретного.
Как во всех описательных науках
(статистика, которая коллекционирует факты), главная проблема в метеорологии
есть проблема практическая: проблема замены недостающих наблюдений. Поэтому при
восполнении пробела всегда прибегают к понятию среднего арифметического, для
чего необходимо обобщение и осмысление опыта, разумное содержание которого как
раз и нуждается в выявлении.
Белькур.
Торговец, спекулирующий
сахаром, кончает с собой в туалете.
Немецкая семья в 14-м году. Четыре месяца
передышки. Потом за отцом приходят. Концлагерь. Четыре года нет вестей. Жизнь в
течение этих четырех лет. Он возвращается в 19-м году. У него туберкулез. Через несколько месяцев он умирает.
Дочки в школе.
Художник и произведение искусства.
Подлинное произведение искусства сдержанно. Существует
некоторое соотношение между опытом художника в целом, его мыслью + его жизнью
(в каком-то смысле его системой — исключая все, что это слово подразумевает
систематического) — и произведением, которое отражает этот опыт. Это
соотношение неверно, когда в произведении искусства воплощается весь жизненный
опыт автора в некотором литературном обрамлении. Это соотношение верно, когда
произведение искусства есть часть, отсеченная от опыта, алмазная грань,
вбирающая в себя весь внутренний блеск без остатка. В первом случае
произведение громоздко и литературно. Во втором — жизнеспособно, ибо за ним
угадывается богатейший опыт.
Проблема заключается в том, чтобы
приобрести житейскую мудрость (вернее, жизненный опыт), которая глубже мудрости
писательской. В конечном счете великий художник прежде
всего тот, кто
постиг великое искусство жизни (при условии, что в понятие жизни входит и ее
осмысление — и, более того, едва уловимое
соотношение между опытом
и его
осознанием).
Чистая любовь — мертвая любовь, если
понимать под лю-Повью любовную жизнь, создание
определенного жизненного уклада,— в такой жизни чистая любовь превращается в посто-ннную отсылку к чему-то иному, о чем и нужно
условиться.
Мысль всегда впереди. Она видит слишком
далеко, дальше, чем тело, не выходящее за рамки настоящего.
Лишить человека надежды — значит свести мысль к телу. Л телу суждено сгнить.
Лежа, он смущенно улыбнулся, и глаза его
сверкнули. Она почувствовала, как вся ее любовь подступила к горлу, ;i на глаза
навернулись слезы. Она впилась в его губы и омочила смоими
слезами его лицо. Ее слезы текли ему в рот, и он пил из пих
соленых губ всю горечь их любви.
Черствое сердце творца.
"Если бы я хотя бы умела читать! Ведь
вечерами, при свете я не могу вязать. Поэтому я лежу и жду. Долго, часа два
лежу нот так. Ах! Была бы со мной внучка, я бы с ней разговаривала. Но я
слишком стара. Может, от меня плохо пахнет. Внучка никогда ко, мне не приходит.
Вот так и живу совсем одна".
2-яч.
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не
знаю. Получил телеграмму из дома призрения:
"Мать скончалась. Похороны
ТЕТРАДЬ №11
СЕНТЯБРЬ 1937 ГОДА-АПРЕЛЬ
1939 ГОДА
22 сентября. "Счастливая смерть
".
- Видите ли, Клер, это довольно трудно
объяснить. Важно одно: знать, чего ты стоишь. Но для этого надо выбросить из
головы Сократа. Чтобы узнать себя, надо действовать, хотя это вовсе не
значит, что человек сможет понять себя до конца. Культ "я"! Не
смешите меня. Какое "я" и какая личность? Когда я смотрю на свою
жизнь и ее сокровенный лик, существо мое сотрясается от рыданий. Я - и эти
губы, которые я целовал, и эти ночи в "доме перед лицом Мира", я -
этот бедный ребенок и эта безумная жажда жизни и власти, которая охватывает
меня в иные моменты. Многие из тех, кто меня знает, порой не узнают меня. А я
чувствую себя во всем похожим на этот бесчеловечный мир, сколком которого
является моя собственная жизнь.
- Да, - говорит Клер, - вы играете в двух планах одновременно.
- Вероятно. Но, когда мне было двадцать
лет, я, как все, читал о том, что жизнь может обернуться комедией и т.д. Но я
не об этом. Несколько жизней, несколько планов — да, конечно. Но когда актер на
сцене, он принимает условия игры. Нет, Клер, мы прекрасно знаем, что это
всерьез, — что-то подсказывает нам это.
- Почему? — спрашивает Клер.
- Потому что, если бы актер играл, не
зная, что он играет пьесу, его слезы
были бы настоящими
слезами, а жизнь — настоящей
жизнью. И всякий раз, когда я думаю о том, какой путь проходят во мне боль и
радость, я понимаю, и еще как понимаю, что моя роль самая серьезная и
волнующая.
А я хочу быть этим превосходным актером. Я
отказываюсь от своей индивидуальности и не желаю ее развивать. Я хочу быть
тем, что делает из меня моя жизнь, а не превращать
эту жизнь в эксперимент. Я сам —
эксперимент, а жизнь лепит и ведет меня. Я знаю, до какой идеальной безликости
я дошел бы, как силен был бы мой порыв к деятельному небытию, если бы у меня
достало силы и терпения. Что меня всегда останавливало, так это мое тщеславие.
Сегодня я понимаю, что действовать, любить, страдать — это и значит жить
настоящей жизнью, но жить в той мере, в какой это означает абсолютную чистоту и
приятие своей судьбы как единственного отражения радуги радостей и страстей.
Путь и т.д. ...
Но для этого нужно время: оно у меня
теперь есть.
Клер долго молчала, затем взглянула Патрису в лицо и медленно произнесла:
— Много горестей ждет тех, кто вас любит.
В глазах Патриса
промелькнуло отчаяние, он встал и отрезал:
— Я
ничем не обязан тем, кто любит меня.
— Вы
правы, — сказала Клер. — И тем не менее это факт. (Однажды вы останетесь один.)
23 сентября, К<ьеркегор> в ФП (Философских пустяках).
"Язык,
подчеркивающий в слове "страсть" его родство со страданием, прав,
хотя в повседневном употреблении, говоря "страсть", мы подразумеваем
скорее судорожный порыв, удивляющий нас, и забываем, что речь идет о душевном
страдании (гордыня — вызов) ".
Там же. Превосходный актер (в жизни) есть
тот, кто "претерпевает действие" — и сознает это — пассивная
страсть.
"Он проснулся в поту, ничего не
соображая, вскочил и побродил по квартире. Потом зажег сигарету и стал тупо
разглядывать складки на своих помятых брюках. Во рту скопилась горечь сна и
сигареты. Вокруг него хлюпал мягкий и влажный, словно болотная тина,
день".
Рамакришна по поводу торгашей: "Истинный мудрец
не брезгает ничем". Не путать слабоумие и святость.
23 сентября.
Уединение, роскошь богачей.
26 сентября.
1)
Поместить перед романом отрывки из дневника (конец).
2)
Сохранять трезвость ума даже в исступлении. Подробное описание:
Исчезновение друзей.
Трамваи
(в конце рабочего
дня?). Идеи — лейтмотив.
Он все больше и больше погружался в
молчание, замыкался в себе...
...Дошел
до точки, где ясность ума может помрачиться. Гигантское усилие:
возвращается к жизни — капли пота—думает о
раздвинутых ногах женщины - идет к
балкону и извергает семя в мир плоти и огней. "Это полезно для
здоровья". Затем принимает душ и
делает упражнения с эспандером.
("Теолого-политический
трактат".)
У Жоржа Сореля. Это следовало бы посвятить
"левым гуманистам", которые выдают нам Гельвеция, Дидро и Гольбаха
за вершину французской литературы.
Идея прогресса, которая отравляет рабочие
движения, -идея буржуазная, ведущая свое начало от XVIII века. "Мы должны всеми силами стараться помешать буржуазным идеям отравлять сознание становящегося
класса: поэтому надо любой ценой разорвать всякую связь между народом и
литературой XVIII века"
("Иллюзия прогресса", с. 285 и 286) .
30 сентября.
Рано или поздно мне всегда удается изучить
человека досконально. Надо только не жалеть времени. Всегда наступает момент,
когда я чувствую разлад. Любопытно, что это происходит
в ту минуту, когда мое внимание что-то
отвлекает и мне становится "неинтересно".
Диалог.
— А чем вы занимаетесь в жизни?
— Я считаю, месье. -Что?
— Я
считаю. Я говорю: один, море, два, небо (ах, какая красота!), три, женщины, четыре,
цветы (ах, какая прелесть!).
— Получается довольно глупо.
— Боже мой, ваше мнение совпадает с
мнением вашей утренней газеты. А мое
мнение совпадает с мнением мира. Вы думаете, как "Эко де Пари", а я
думаю, как мир. Когда он залит светом, когда припекает солнце, меня охватывает желание любить и обнимать, сливаться с
телами и светом, принимать плотские и солнечные ванны. Когда мир хмур, я полон
меланхолии и нежности. Я чувствую, что становлюсь лучше, что могу влюбиться
всей душой и даже жениться. Впрочем, ни то ни другое не имеет значения.
После его ухода:
1)
— Это дурак.
2)
— Человек с претензиями.
3)
— Циник.
— Нет, — говорит учительница, - он балованный
ребенок; это же сразу видно. Маменькин сынок,
который не знает жизни.
(Поскольку все больше и больше
утверждается мнение, что считать жизнь легкой и прекрасной может лишь тот, кто
ее не знает.)
30 сентября.
Люди хотят поскорее прославиться и потому
не желают переписывать. Достойно презрения. Начать сначала.
2 октября.
"Он шел, не останавливаясь, по
грязным улицам; моросил дождь. В нескольких шагах уже ничего не было видно. Но
он продолжал идти в полном одиночестве по этому городку, такому далекому от
всего. От всего и от него самого. Нет, это было
невыносимо. Плакать перед собакой, на виду
у всех. Он имел право на счастье. Он не заслужил этого".
4 октября.
"До последних дней я жил с
убеждением, что надо что-то делать в жизни, в частности — что бедняку надо
зарабатывать на жизнь, приобрести положение, устроиться. Должно быть, мысль
эта, которую я пока еще не решаюсь назвать предрассудком, крепко укоренилась
во мне, она не оставляла меня, сколько бы я ни иронизировал и ни принимал
окончательные решения. Так вот, как только я получил назначение в Бель-Аббес, все вдруг нахлынуло снова — так значителен был
этот шаг. Я отказался от назначения — вероятно, благополучие не имело для меня
цены в сравнении с надеждами на подлинную жизнь. Я отступил перед унылым
оцепенением такого существования. Если бы я переждал несколько дней, я бы,
конечно, согласился. Но тут-то и крылась опасность. Я испугался одиночества и
определенности. Я по сей день не знаю, сила или слабость двигала мной, когда я
отверг эту жизнь, закрыл себе путь к тому, что называют "будущим",
обрек себя на безвестность и бедность. Но я по крайней
мере знаю, что если я веду борьбу, то за дело, которое того стоит. Хотя, если
как следует посмотреть... Нет. Вероятно, я бежал не просто от определенности,
но от определенности уродливой.
А вообще-то способен ли я быть, как
говорят люди, "серьезным"? Может, я лентяй?
Не думаю, и я это себе доказал. Но имеет ли человек право отказываться от
работы под тем предлогом, что она ему не нравится? Я полагаю, что праздность
разлагает только тех, кому не хватает темперамента. И если бы мне его не
хватало, у меня оставался бы только один выход".
10 октября.
Иметь значение или не иметь. Созидать или
не созидать. В первом случае все оправданно. Все, без исключения. Во втором
случае — полный Абсурд. Остается выбрать наиболее эстетичное самоубийство:
женитьба + покаянные молитвы или револьвер.
По дороге к кварталу Мадлен — снова эта
жажда все отринуть перед лицом природы — такой прекрасной.
15 октября.
Жироду (в кои-то веки) :
"Невинность существа есть полная приспособленность к миру, в котором он
живет". Напр.: невинность волка. Невинен тот, кто ничего не стремится
доказать.
17 октября.
На дорогах, поднимающихся от города Блида, ночь разливает молоко и покой, даруя благость и
сосредоточенность. Утро на горе с ее коротко остриженной шевелюрой,
взъерошенной безвременниками, — сверкающие источники — тень и солнце — мое
тело, сначала всеприемлющее, затем отвергающее. Сосредоточенное
усилие при ходьбе, воздух режет легкие, как раскаленный железный прут или острая
бритва, — упорные попытки превзойти себя и одолеть склон — или познать себя,
познав свое тело. Тело, истинный путь культуры, показывает нам предел наших
возможностей.
Деревушки жмутся к возвышенностям и живут
каждая своей жизнью. Мужчины в длинных белых одеждах — их простые и точные
движения вырисовываются на фоне вечно голубого неба. Дорожки обсажены фиговыми
деревьями, оливами, цера-тониями и ююбами. По пути
нам встречаются ослы, груженные маслинами. У
погонщиков лица смуглые, а глаза светлые. И между человеком и деревом, между
жестом и горой рождается своего рода согласие, трогательное и радостное разом.
Греция? Нет, Кабилия. Кажется, будто вся Эллада
перенеслась сюда через века и возродилась в своем античном великолепии между
морем и горами, и лишь лень да почтение к судьбе выдают в этом краю соседство с
Востоком.
18 октября.
В сентябре над всем Алжиром плывет запах
любви, источаемый цератониями, — кажется, будто вся
земля отдыхает после совокупления с солнцем и лоно ее увлажнено семенем,
благоухающим миндалем.
На этой дороге, ведущей в Сиди-Брахим, после дождя от цератоний
исходит запах любви, тяжелый и гнетущий, давящий всем своим водяным грузом.
Потом, когда солнце откачивает воду, краски снова расцветают и запах любви
становится легким, едва уловимым ноздрями. Кажется, будто, проведя целый день
в духоте, вы выходите на улицу вместе с любовницей и
она смотрит на вас, прижимаясь к вам плечом, среди огней и толпы.
Хаксли: "В конечном счете достойнее быть хорошим буржуа, не лучше и не хуже
других, чем плохим художником, или псевдоаристократом, или
второсортным
интеллектуалом..."
20 октября.
Потребность в счастье и его терпеливый
поиск. Нет нужды изгонять меланхолию, но есть необходимость изжить в себе пристрастие
к трудному и роковому. Радоваться общению с друзьями,
пребывать в согласии с миром и добиваться счастья, следуя путем, который,
впрочем, ведет к смерти.
"Вы будете в страхе ожидать
смерти".
"Да, но я неукоснительно выполню свою
миссию, а моя миссия — жить". Не соглашаться с условностями, не
соглашаться на сидение в конторе. Никогда не сдаваться — всегда требовать
большего. И сохранять ясный ум, даже просиживая долгие часы в конторе.
Стремиться к наготе, к которой мир возвращает нас, как только мы оказываемся с
ним наедине. Но прежде всего не стараться казаться, а
только - быть.
21 октября.
Тому, кто путешествует очень скромно,
нужно гораздо больше энергии, чем тому, кто строит из себя торопливого путешественника.
Плыть на палубе, прибывать к месту назначения усталым и
опустошенным, долго ехать третьим классом, зачастую есть всего один раз в
день, считать каждый грош и каждую минуту бояться, что какой-нибудь несчастный
случай вдруг задержит вас в пути, и без того тяжелом, — все это требует
мужества и воли, поэтому невозможно принимать всерьез проповеди о
"перемене мест". Путешествовать — занятие не
из веселых и не из легких. И надо не бояться трудностей и любить
неизвестность, чтобы осуществить свою
мечту о путешествии, когда ты беден и не имеешь денег. Но если посмотреть как следует, безденежье предостерегает от
дилетантства. Конечно, я не стану утверждать, что Жид
и Монтерлан много потеряли оттого, что не ездили по
железной дороге со скидкой и не застревали в каждом городе на неделю в ожидании
билета. Но я хорошо знаю, что в глубинном смысле не могу смотреть на вещи, как Монтерлан или Жид, - ибо езжу по
железной дороге со скидкой.
25 октября.
Что невыносимо и постыдно, так это
суесловие.
5 ноября.
Кладбище в Эль-Кеттар.
Хмурое небо и бурное море у подножия холмов, усеянных белыми могилами. Мокрые
деревья и земля. Голуби меж белых плит. Одинокий розово-красный куст герани и
безмерная, безнадежная и немая печаль, которая роднит нас с прекрасным чистым
ликом смерти.
6 ноября.
Дорога к кварталу Мадлен. Деревья, кусочек
земли и небо. Ах! Как далеко до этой первой звезды, которая ожидала нас на
обратном пути, но какое тайное согласие царит между нею и моими движениями.
7 ноября.
Персонаж. А. М. калека — ампутированы обе
ноги — одна сторона парализована.
"Мне помогают справлять мои
естественные потребности. Меня умывают. Меня вытирают. Я почти ничего не слышу.
Но при этом я никогда не сделаю ни единого движения, чтобы сократить жизнь, в
которую я так верю. Я согласился бы и на худшее. Быть слепым и лишенным всякой
чувствительности, быть немым и не иметь контактов с внешним миром — только ради
того, чтобы чувствовать в себе этот мрачный сжигающий
меня огонь, ибо он и есть я, я живой —
благодарный жизни за то, что она позволила мне гореть".
8 ноября.
В ближайшем кинотеатре продают мятные
конфеты с надписями: "Вы на мне женитесь?", "Вы меня
любите?" И там же ответы: "Сегодня вечером", "Очень" и
т.д. Их передают соседке, и она отвечает тем же манером. Совместная жизнь
начинается с обмена конфетами.
13 ноября.
Квиклински: "Я всегда действовал под влиянием
минуты. Теперь потихоньку переучиваюсь. Действовать так, чтобы быть счастливым?
Если мне суждено где-то обосноваться, почему бы не сделать
это в той стране, которая мне по душе? Но, предвосхищая свои чувства, мы
всегда ошибаемся — всегда. Так что надо жить так, как легче. Не принуждать
себя, даже если это кого-то шокирует. Это немного цинично, но так же рассуждает
и самая красивая девушка в мире".
Все так, но я не уверен, что, предвосхищая
свои чувства, мы обязательно ошибаемся. Мы просто поступаем неразумно. Во
всяком случае, единственный эксперимент, который меня интересует, это тот, где
абсолютно все ожидания оправдались бы. Сделать что-либо, чтобы быть
счастливым и действительно стать таковым. Меня привлекает связь между миром
и мной, двойное отражение, позволяющее моему сердцу вмешаться и даровать мне
счастье, которое, однако, за определенной чертой полностью зависит от мира,
властного либо довершить это счастье, либо его разрушить. Aedificabo et destruam 1, сказал Монтерлан. Мне ближе
другое: Aedificabo et destruat2,Цикл не исчерпывается мной одним. В
цикле существует взаимосвязь между мной и миром. Все дело в том, чтобы знать
свое место.
16 ноября.
Он говорит: "В жизни должна быть
любовь — одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные
приступы отчаяния, которым мы подвержены".
1 я построю и разрушу (лат.). 2 япострою,и он разрушит (лат.).
17 ноября.
"Воля к счастью".
3-я часть. Достижение счастья.
Несколько лет. Смена времен года, и ничего
больше.
1-я часть (конец). Калека говорит Мерсо: "Деньги. Пытаться убедить себя, что можно быть
счастливым, не имея денег, — своего рода духовный снобизм".
По пути домой М. рассматривает события
своей жизни в новом свете. Ответ: "Да".
Для человека "благороднорожденного"
быть счастливым — значит разделять судьбу всего человечества не из стремления к
самоотречению, но из стремления к счастью. Чтобы быть счастливым, нужно время,
много времени. Ведь счастье - это тоже терпение. А нужда в деньгах крадет у нас
время. Время покупается. Все покупается. Быть богатым — значит иметь время
быть счастливым, если вы того достойны.
22 ноября.
Совершенно естественно пожертвовать
небольшой частью своей жизни, чтобы не потерять ее целиком. Шесть или восемь
часов в день, чтобы не подохнуть с голоду. Да и
вообще, все идет на пользу тому, кто этой пользы ищет.
Декабрь.
Густой, как масло, дождь на стеклах, глухой
стук лошадиных копыт и глухой шум затяжного ливня — все принимало облик
прошлого, и мрачная печаль проникала в сердце Мерсо,
как вода проникала в его башмаки, а холод — в колени, плохо защищенные тонкой
тканью. Из самых недр неба одна за другой набегали черные тучи, быстро уплывая
и уступая место новым. Эта невесомая вода, которая
лилась вниз, не похожая ни на туман, ни на дождь, легким прикосновением
освежала лицо М. и промывала его глаза, обведенные большими кругами. Складка на
его брюках исчезла, а с нею теплота и доверие, с которым нормальный человек
смотрит на мир, созданный для него. (В Зальцбурге.)
Иронизирует над Мартой — расстается с ней.
Человек, который подавал большие надежды,
а теперь работает в конторе. Больше он ничего не делает, вернувшись
домой, ложится и покуривает в ожидании ужина, затем снова ложится и спит до
следующего дня. По воскресеньям он встает очень поздно и садится у окна, глядя
на дождь или на солнце, на прохожих или на тишину. И так весь год. Он ждет.
Ждет смерти. Что толку в надеждах, если все равно...
Политика страны и судьбы людей находятся в
руках личностей, лишенных идеала и благородства. Те, в ком есть благородство,
политикой не занимаются. И так во всем. Но теперь необходимо воспитать в себе
нового человека. Необходимо, чтобы люди действия имели идеалы, а поэты были
промышленниками. Необходимо воплощать мечты в жизнь — приводить их в действие.
Прежде от них отрекались или в них погружались. Не надо ни погружаться, ни
отрекаться.
У нас не хватает времени быть самими
собой. У нас хватает времени только на то, чтобы быть счастливыми.
Освальд Шпенглер ("Закат Европы"):
I. Форма и реальность:
"Понимать мир значит
для меня быть его достойным". "Тот, кто дает определения, не ведает
судьбы". "Помимо причинной необходимости - которую я буду называть логикой пространства — в жизни существует также органическая
необходимость судьбы — логика времени..."
Отсутствие исторического чувства у греков.
"История от древности до персидских войн есть продукт мысли, по сути своей
мифической".
Изначально египетская колонна была
каменной, дорическая колонна — деревянной. Таким образом
аттическая душа выражала свою глубинную неприязнь к долговечности.
"Египетская культура — воплощение заботы о будущем". Греки, счастливый
народ, не имеют истории.
Миф
и его антипсихологическое значение.
Духовная ис-
тория Запада, напротив, начинается с
самоанализа внутренней жизни - это западная Vita nuova1. (Ср. наоборот: фрагменты мифов о Геракле;
таковые же от Гомера до трагедий Сенеки. Тысячелетие. То
есть древнее — нынешнее.)
Напр.: "Немцы изобрели механические
часы, грозный символ быстротекущего времени, и бой их, денно и нощно раздававшийся
с бесчисленных башен Западной Европы, является, быть может, самым грандиозным
выражением исторического чувства во всем мироздании".
"Мы, люди западноевропейской
культуры, наделенные историческим чувством, являем собой не правило, а исключение".
Бессмысленность схемы: Античность —
Средние века - Новое время.
"Что означает тип сверхчеловека для
мусульманского мира?"
"Удел культуры — цивилизация. На
смену эллину приходит римлянин. Греческая душа и римский ум. Переход
от культуры к цивилизации совершился в древности в IV веке, на Западе в XIX веке.
Наша литература и наша музыка —
цивилизация для горожан.
А единственным предметом всякой философии
становится у нас История философии.
Главный вопрос:
противопоставление истории и природы
Математика История.
и картины (обдумать дополнительно).
Декабрь.
Его волновала ее манера цепляться за его
одежду, идти рядом, сжимая его руку, ее непринужденность и доверчивость -все это трогало его и возбуждало. А еще
ее молчание, благодаря которому она вкладывала всю себя в каждое свое движение,
и в этом, а равно и в серьезности, которой были исполнены ее поцелуи, чудилось
что-то кошачье.
Ночью он почувствовал под пальцами
выдающиеся скулы, холодные, как лед, и мягкие, дышащие теплом губы. И глубины
его существа потряс вопль, отрешенный и страстный. Перед
лицом ночи, усеянной звездами, и города, полного рукотворных огней и похожего
на опрокинутое небо, под горячим и глубоким дыханием порта, которому он
подставлял лицо, им овладело влечение к
этому теплому источнику, неистовое желание прильнуть к этим живым губам, чтобы
постичь весь смысл мира, жестокого и сонного, как немота, сковавшая ее уста.
Он наклонился, и ему почудилось, будто он приник губами к птице. Марта
застонала. Он впился в ее губы и несколько минут, не отрываясь, вдыхал эту
теплоту, пьянившую его так, словно он сжимал в объятиях весь мир. А она при
этом цеплялась за него, как утопающая, и, вынырнув на мгновение из своей
бездонной пропасти и оттолкнув его губы, затем ловила их вновь и вновь,
погружалась в черные ледяные воды, которые обжигали ее, как сонм богов.
1 Новая жизь (лат,).
Декабрь.
Тому, кто создан для игры, всегда хорошо в
женском обществе. Женщины - благодарная публика.
Вещи утомительные всегда утомляют
поначалу. Дальше смерть. "Такая жизнь не для меня", но, живя этой
жизнью, мы в конце концов смиряемся с нею.
Роман. I ч. Карточная партия ("марьяж"). Разговоры.
"Мы, зуавы..."
"С моим мужем..."
Черномазый: "Ты мне противен. Ты мне противен. Счас узнаешь, почему. Потому что ты зануда.
А я не люблю зануд. Ты не умеешь жить ".
(Парк Сен-Рафаэль.)
Роман. Заглавия: Чистое сердце.
Счастливцы на земле. Золотой луч.
-
Много ли вы знаете "любящих" мужчин,
которые отказались бы от красивой и доступной женщины? А если кто и откажется,
значит, ему недостает темперамента.
- Вы называете темпераментом отсутствие
всякого серьезного чувства?
— Именно.
(Во всяком случае, в том смысле, какой вы вкладываете в слово
"серьезный".)
Роман. I ч.
Жилище Загрея в
пригороде. Убийство. В комнате жарко натоплено. У Мерсо
горят уши, он задыхается. Выйдя на улицу, он простужается (отсюда болезнь,
которая его подкосит).
Гл. IV: разговор с 3. начинается с "общих
соображений".
— Да, — говорит 3., — но вы не можете этим заниматься,
работая.
—
Нет, потому что все во мне восстает, и это плохо.
... — В сущности, — говорит М., — я
человек взбалмошный и потому опасный.
Роман. IV ч. Пассивная женщина.
"Неправда, — говорит М., — что надо
выбирать, что надо делать то, что хочешь, что существуют условия счастья.
Счастье либо есть, либо нет. Важна воля к счастью. Своего рода глубокое
убеждение, никогда не покидающее нас. Все остальное: женщины, искусство,
успехи в обществе — не более чем повод. Канва, по которой нам предстоит
вышивать".
Роман. III ч.
Через некоторое время Мерсо
объявил о своем отъезде. Он собирался сначала попутешествовать, а затем
обосноваться в окрестностях Алжира. Через месяц он вернулся, убедившись, что
путешествия для него заказаны. Путешествие казалось ему тем, чем оно, в
сущности, и является: неспокойным счастьем. М. стремился к другому,
он искал осознанного блаженства. Вдобавок он чувствовал себя больным и знал,
чего он хочет. Он готовился вторично покинуть Дом у моря.
Февраль 38-го г.
Здесь люди чувствуют судьбу. Это их и
отличает.
Страдание оттого, что не все общее, и
несчастье оттого, что все общее.
Февраль 38-го г.
Весь революционный дух заключается в
протесте человека против условий человеческого существования. В этом смысле он
является в той или иной форме единственной вечной темой искусства и религии.
Революция всегда направлена против Богов — начиная с революции Прометея. Это
протест человека против судьбы, а буржуазные паяцы и тираны — не более чем
предлог.
И, вероятно, можно уловить революционный
дух в его историческом проявлении. Но тогда требуется вся эмоциональность
Мальро, чтобы избежать соблазна приводить доказательства.
Проще отыскать этот дух в его сути и судьбе. Поэтому произведение искусства,
которое изображало бы завоевание счастья, было бы произведением революционным.
Открыть чрезмерность в умеренности.
Апрель 38-го г.
Сколько гнусности
и ничтожества в существовании работающего человека и в цивилизации,
базирующейся на людях работающих.
Но тут все дело в том, чтобы устоять и не
сдаваться. Естественная реакция — в нерабочее время всегда разбрасываться,
искать легкого успеха, публику, предлог для малодушия и паясничанья (по большей
части люди для того и живут вместе) . Другая
неизбежная реакция заключается в том, чтобы разглагольствовать. Впрочем, одно
не исключает другого, особенно если учесть плотскую распущенность, отсутствие
физической культуры и слабоволие.
Все дело в том, чтобы молчать — упразднить
публику и научиться судить себя. Сочетать в равной мере заботу о своем теле с
заботой об осознанном существовании. Отбросить всякие претензии и отдаться
двойной работе по освобождению от власти
денег и от собственного тщеславия и
малодушия. Жить упорядочение Не жалко потратить два
года на размышления над одним-единственным вопросом. Надо покончить со всеми прежними
занятиями и постараться ничего не забыть, а потом приняться терпеливо
запоминать.
Поступив так, вы имеете один шанс из
десяти избежать самого гнусного и ничтожного из
существований — существования человека работающего.
Апрель.
Отправить два эссе. "Калигула".
Ни малейшей значительности. Недостаточно зрело. Издать в Алжире.
Продолжить занятия: философия и культура.
Ради этого все бросить: диссертация.
Или биология + экзамен на право
преподавания в институте, или Индокитай.
Каждый день делать записи в этой тетради: через два
года написать книгу-
Апрель 38-го г.
Мелвилл ищет приключений и кончает жизнь
конторским служащим. Он умирает в бедности и безвестности. Если человек живет
одиноко и обособленно (это не одно и то же), даже завистники и клеветники в конце концов унимаются и оставляют его в покое.
Но надо ежесекундно пресекать зависть и клевету в себе.
Май.
Ницше. Осуждение Реформации, освобождающей
христианство от принципов жизни и любви, которые прививал ему Цезарь Борджиа. Борджиа, ставший папой, оправдал наконец христианство.
В любой идее меня привлекает
прежде всего ее острота и оригинальность — новизна и внешний блеск. Надо честно
признаться.
С. строит из себя обольстителя, он раздает
направо и налево обещания, которые никогда не держит. Он испытывает потребность
«окорять, завоевывать любовь и дружбу, сам не будучи
способен ни на то ни на другое. Прекрасный персонаж для романа и безотрадный
пример друга.
Сцена: муж, жена и зрители.
Муж не лишен достоинств и любит блеснуть в
обществе. Жена молчит, но короткими сухими репликами разрушает все потуги
обожаемого супруга. Таким образом она постоянно выказывает
свое превосходство. Он сдерживает себя, но страдает от унижения — так рождается
ненависть.
Напр.: С улыбкой: "Не выставляйте
себя большим глупцом, чем вы есть, друг мой".
Зрители мнутся и смущенно улыбаются. Муж
краснеет, подходит к жене, с улыбкой целует ей руку: "Вы правы, дорогая".
Приличия соблюдены, а ненависть растет.
Я до сих пор не могу забыть приступ
отчаяния, который охватил меня, когда мать объявила мне, что "я уже вырос и буду теперь получать к Новому году полезные
подарки". Меня до сих пор коробит, когда мне дарят подарки такого рода.
Конечно, я прекрасно знал, что ее устами говорит любовь, но почему любовь
избирает порой столь жалкий язык?
Об одной и той же вещи утром мы думаем
одно, вечером — другое. Но где истина — в ночных думах или в дневных размышлениях?
Два ответа, два типа людей.
Май.
В богадельне "умирает старая женщина.
Подруга ее, с которой она познакомилась три года назад, плачет, "потому
что у нее
никого не осталось". Сторож маленького морга — парижанин, живет здесь
вместе с женой. "Кто бы мог подумать, что в семьдесят четыре года придется
доживать свой век в богадельне в Маренго!" Сын его — человек с положением.
Старики приехали из Парижа. Невестка их невзлюбила. Скандалы. Старик не
выдержал и "поднял на нее руку". Вот сын и отправил их в богадельню.
Могильщик дружил с покойной. По вечерам они иногда ходили в деревню. Маленький
старичок обязательно хотел проводить гроб в церковь и на кладбище (два
километра). Он калека, ему трудно поспеть за катафалком, и он идет метрах в
двадцати позади всех. Но он знает местность и идет самым коротким путем,
поэтому два или три раза он нагоняет процессию и идет вместе со всеми, покуда снова не отстанет.
У сиделки-мавританки, которая заколачивает
гроб, язва на носу, поэтому она никогда не снимает повязки.
Друзья покойной: маленькие старички-мифотворцы. Как славно жилось в доброе старое
время! Старичок — старушке: "Ваша дочь вам не писала? — Нет. — Могла бы
вспомнить, что у нее есть мать".
Смерть одного обитателя богадельни —
сигнал и предупреждение для всех остальных.
Июнь.
Для "Счастливой смерти":
несколько прощальных писем. Старая песня: хочу порвать, потому что слишком
сильно тебя люблю.
И последнее письмо: шедевр трезвости. Но и
тут не обошлось без притворства.
Конец. Мерсо
пьет.
"Ну!—говорит
Селест, вытирая стойку. — Ты стареешь, Мерсо".
Мерсо вздрогнул и поставил стакан. Он поглядел
на себя в зеркало позади стойки. Так и есть.
Лето в Алжире.
По чью душу эта стая черных птиц в зеленом
небе? Постепенно наступает слепое и глухое лето и проясняет, что стоит за
призывами стрижей и криками разносчиков газет.
Июнь. . На лето:
1)
Закончить Флоренцию и Алжир.
2)
Калигула.
3)
Летний экспромт.
4)
Эссе о театре.
5)
Эссе о покаянных молитвах.
6)
Переписать Роман.
7)
Абсурд.
Для летнего экспромта:
— Зритель! -Ну!
— Зритель! -Ну!
— Ты редкость, зритель.
— Как редкость? (Оборачивается.)
-Конечно, редкость! Таких,
как ты, немного. Такие, как ты, наперечет.
— Уж какой есть.
— Конечно. Ты нам подходишь.
Роман.
— Что
греха таить, есть у меня серьезные недостатки, — говорит
Бернар. — Например, я лжец.
_ ?
— О! Я это прекрасно знаю. Одни недостатки
люди тщательно скрывают. Другие с легкостью за собой признают. Разумеется, с
притворным смирением! "Да, я вспыльчив, да, я люблю поесть". В
каком-то смысле это им льстит. Но лживость, тщеславие, зависть — в этом не
признаются. Этим грешит кто угодно, только не мы. К тому же признание в своей
вспыльчивости помогает избежать разговора обо всем прочем. Вы ведь не станете
искать в человеке, который сам повинился в
своих грехах, еще каких-то недостатков?
У меня нет заслуг. Я принимаю себя таким как есть. Поэтому все так просто.
Калигула: "Вы никак не поймете, что я
человек простой".
Эссе о покаянных молитвах.
У нас в семье: работа по десять часов в
день. Сон. Воскресенье—понедельник. — Безработица: человек плачет. Вся беда
человека в том, что ему приходится плакать и молить о том, что его унижает
(помощь) .
Нынче много говорят о достоинствах труда,
о его необходимости. Г-н Жинью, в частности, имеет
весьма определенное мнение на этот счет.
Но это обман. Достойным может быть только
добровольный труд. Одна праздность имеет нравственную ценность, ибо она
позволяет судить о людях. Она пагубна лишь для посредственностей.
В этом ее урок и ее величие. Труд, наоборот, одинаково губителен для всех. Он
не развивает способность суждения. Он пускает в ход метафизику унижения. Лучшие
люди не способны нести бремя этого рабского труда, навязываемого им обществом
благонамеренных людей.
Я предлагаю перевернуть классическую
формулу и сделать труд плодом праздности. Достойный труд заключается в игре в
"бочонок" по выходным. Здесь труд смыкается с игрой, а игра,
подчиненная технике, поднимается до произведения искусства и творчества в
самом широком смысле слова...
Одних
это приводит в восторг, других — в негодование.
Что ж такого! Мои работники зарабатывают
по сорок франков в день...
В конце месяца мать с ободряющей улыбкой
говорит: "Сегодня вечером будем пить кофе с молоком. День на день не
приходится..."
Но по крайней мере они смогут там заниматься
любовью...
Единственное возможное в наше время братство, единственное,
какое нам предлагают и позволяют, - это гнусное и сомнительное солдатское
братство перед лицом смерти.
Июнь.
В кино
молоденькая жительница Орана плачет горючими слезами, глядя на несчастья
героя. Муж умоляет ее перестать. Она говорит сквозь слезы: "Дай же мне, в
конце концов, всласть поплакать".
"Счастливая смерть":
В поезде Загрей
сидит напротив него. Только вместо черного шейного платка, который он обычно
носил, на нем очень светлый летний галстук. (После убийства
возвращается в свою квартиру. Ничего в ней не меняет. Только вешает новое зеркало.)
Искушение, одолевающее все умы: цинизм.
Ничтожество и величие этого мира: в нем
совсем нет истин, только любовь.
Царство Абсурда, спасение от которого - в
любви.
Романы-фельетоны не грешат против
психологии. Но психология здесь великодушна. Она не считается с деталями. Она
строится на доверии.
И тем самым грешит против истины.
Старая
женщина в ответ на новогодние пожелания:
мне много не надо: работы да здоровья.
Удивительно, как тщеславен человек,
который хочет внушить себе и другим, что он стремится к истине, меж тем как он
жаждет любви.
Нелегко прийти к заключению, что можно
быть выше многих, не будучи при этом существом высшим. И что истинное
превосходство...
Август.
Комната окнами во двор — из нее дверь в
другую комнату, в которой нет окна, но в свою очередь есть дверь в третью, где
окна также нет. В этой последней комнате три матраса. Три спящих человека. Но,
поскольку ширина комнаты меньше длины матраса, концы матрасов загнуты кверху и
люди спят, согнувшись в три погибели.
Два слепца выходят на улицу между часом и
четырьмя ночи. Потому что они уверены, что никого не встретят на улицах. Если они
наткнутся на фонарь, они смогут всласть посмеяться. А днем чужая жалость мешает
им веселиться.
"Писать, — говорит один из слепцов. —
Но это никого не трогает. Трогает в книге только отпечаток волнующей жизни; А
с нами ничего волнующего не случается".
Пишущему лучше недоговорить, чем сказать лишнее.
Во всяком случае, никакой болтовни.
"Реальное" переживание
одиночества более чем далеко от литературы — оно совершенно не похоже на то,
которое описывают в книгах.
Ср. унизительность любых страданий. Не
дать себе докатиться до полной опустошенности. Пытаться преодолеть и "заполнить".
Время — не терять его.
Единственная возможная свобода есть свобода по отношению к
смерти. Истинно свободный человек — тот, кто, приемля смерть как таковую,
приемлет при этом и ее последствия, то есть переоценку всех традиционных
жизненных ценностей. "Все дозволено" Ивана Карамазова — единственное последовательное выражение свободы. Но надо
постичь суть этой формулы.
21 августа 1938 г.
"Только тот, кто познал
"настоящее', понимает, что такое ад" (Якоб Вассерман).
Закон Ману:
"Уста женщины, грудь юной девы,
молитва ребенка, жертвенный огонь всегда чисты".
Об осознании смерти, ср. Ницше. "Сумеркикумиров",с. 203.
Ницше: "Самые мучительные трагедии
суждено пережить существам самым одухотворенным, при условии, что они обладают
самым большим мужеством. Но именно оттого, что жизнь обходится с ними самым
жестоким образом, они питают к ней почтение" ("Сумерки
кумиров").
Ницше: "Чего же мы желаем, если
говорить о красоте? Быть красивым. Мы воображаем, что красота приносит много
счастья, но это заблуждение" ("Человеческое, слишком человеческое") .
Воздух населен жестокими и страшными
птицами.
Чем больше счастья в жизни человека, тем
трагичнее его свидетельские показания. Подлинно трагическим произведением
искусства (если считать произведение искусства свидетельским показанием)
окажется произведение человека счастливого. Потому что оно будет полностью
сметено с лица земли смертью.
Метеорологический метод. Температура
меняется каждую минуту. Это слишком зыбкие данные, чтобы вывести математическую
формулу. Наблюдателю здесь доступен произвольный срез реальности. И только
понятие среднего арифметического позволяет создать образ этой реальности.
Работы об этрусках:
А. Гренье:
Этрусские изыскания в "Ревю дез Этюд Ансьен", IX, 1935-219 и ел.
Б. Ногара:
Этруски и их цивилизация - Париж, 1936.
Фр. де Рюит:
Харон, этрусский демон смерти. (Выходные данные?)
Белькур.
Молодая женщина охраняет послеобеденный
сон мужа, не позволяя детям шуметь. Две комнаты. Она стелет на пол в столовой
одеяло и бесшумно забавляет детей, чтобы дать мужчине поспать. Жарко, и она
оставляет дверь на лестницу открытой. Временами ее одолевает дремота, и,
проходя мимо, можно увидеть, как она лежит, а вокруг тихо играют дети,
поглядывая на ее легонько вздымающуюся грудь.
Белькур.
Уволен. Не решается ей сказать. Говорит.
- Ну что ж, будем по вечерам пить кофе.
День на день не приходится.
Он смотрит на нее. Он часто читал истории
о том, как женщина "мужественно переносит бедность". Она не
улыбнулась. И снова ушла на кухню. Мужественно? Нет, смиренно.
Бывший боксер потерял сына. "Что мы
значим на земле? А все суетимся, суетимся".
Белькур.
История Р. "Я знал одну даму... она
была, так сказать, моя любовница... Я заметил, что дело тут нечисто: история с
лотерейными билетами (Ты купила мне лотерейный билет?). История с костюмом и
с сестрой. История с браслетами и "Уликой".
Трачу 1300 франков. А ей все мало. "Почему бы тебе не работать полдня? Ты бы избавила меня от
всех этих мелочей. Я купил тебе костюм, я даю тебе по 20 франков в день, я
плачу за комнату, а ты распиваешь кофе с подружками. Подаешь им и кофе и сахар.
А деньги тебе даю я. Я тебе делал только добро, а ты мне платишь злом".
Просит совета. Он по-прежнему "не
прочь спать с- ней". Он хочет послать ей такое
письмо, чтоб она "знала свое место" и чтоб она "пожалела о том,
что было".
Напр.: "Ты думаешь только о своих
забавах, и все дела". А дальше: "Я-то думал, что..." и т.д.
"Ты не видишь, что все завидуют
твоему счастью".
"Я ее поколачивал, но, так сказать,
легонько. Она кричала, я закрывал ставни".
То же самое и с подружкой.
Он хочет, чтобы она сдалась. Он трагичен в своем стремлении унизить обманщицу. Он поведет
ее в гостиницу и вызовет "полицию нравов".
История с друзьями и пивом. "Вы
говорите, что вы по этой части". "Они сказали, что, если я захочу,
они ее запишут как проститутку".
История с пальто. История со спичками.
"Ты поймешь, как тебе было хорошо со
мной".
Эта женщина — арабка.
Тема: мир смерти. Трагическое произведение
— удавшееся произведение.
...— Но, судя по вашему тону, эта жизнь
вам не по душе, Мерсо.
— Она мне не по душе, потому что скоро я лишусь
ее — вернее, она мне слишком по душе, поэтому я чувствую весь ужас предстоящей
утраты.
— Не понимаю.
—
Не хотите понять.
— Быть может. Патрису
пора уходить.
— Но, Патрис, а
как же любовь?
Он оборачивается, лицо его искажено
отчаянием.
— Любовь существует, — говорит Патрис, — но ведь она принадлежит этому миру.
Богадельня для стариков (старик идет полем напрямик). Похороны.
Солнце расплавляет гудрон на дороге —ноги вязнут и оставляют черные вмятины.
Открывается сходство между этой черной грязью и клеенчатой шляпой кучера. И вся
эта чернота, липкая чернота расплавленного гудрона, тусклая чернота одежды,
блестящая чернота катафалка — солнце, запах кожи и лошадиного навоза, лака,
ладана. Усталость. А тот идет напрямик через поля.
Он идет на похороны, потому что покойница
была единственным близким ему человеком. В богадельне им говорили, как детям:
"Жених и невеста". И он смеялся. Ему было приятно.
Персонажи.
A) Этьен,
"физический"
персонаж; его внимание к собственному
телу:
1)
арбуз
2)
болезнь (колики)
3)
естественные потребности — хорошо — тепло и т.д.
4)
он смеется от радости, когда ест что-то вкусное.
Б) Мари
К. Ее родственник, и их
совместная жизнь, "он платит за жилье".
B)
Мари Эс. Детство, роль в семье. Ее
непорочность, о которой все толкуют.
Святой Франциск Ассизский. Страдание и унижение.
Г) Госпожа Лека. Ср. выше.
Д) Марсель, шофер — и старуха из кафе.
Чувства, которые мы испытываем, не
преображают нас, но подсказывают нам мысль о преображении. Так любовь не
избавляет нас от эгоизма, но заставляет нас его
осознать и напоминает нам о далекой родине, где этому эгоизму нет места.
Вернуться к работе над Плотином. Тема: ум
у Плотина. 1) Ум — понятие неоднозначное.
Интересно рассмотреть его положение в
истории в тот момент, когда ему предстоит либо приспособиться, либо погибнуть.
Ср. Диплом.
Это тот же самый ум, но и не совсем тот
же. Ибо есть два ума:
один этический, другой эстетический.
Тщательно изучить: плотиновский
образ как силлогизм этого эстетического ума.
Образ подобен притче: это попытка выразить
непостижимость чувства в очевидной непостижимости конкретного.
Как во всех описательных науках
(статистика, которая коллекционирует факты), главная проблема в метеорологии
есть проблема практическая: проблема замены недостающих наблюдений. Поэтому при
восполнении пробела всегда прибегают к понятию среднего арифметического, для
чего необходимо обобщение и осмысление опыта, разумное содержание которого как
раз и нуждается в выявлении.
Белькур.
Торговец, спекулирующий
сахаром, кончает с собой в туалете.
Немецкая семья в 14-м году. Четыре месяца
передышки. Потом за отцом приходят. Концлагерь. Четыре года нет вестей. Жизнь в
течение этих четырех лет. Он возвращается в 19-м году. У него туберкулез. Через несколько месяцев он умирает.
Дочки в школе.
Художник и произведение искусства.
Подлинное произведение искусства сдержанно. Существует
некоторое соотношение между опытом художника в целом, его мыслью + его жизнью
(в каком-то смысле его системой — исключая все, что это слово подразумевает
систематического) — и произведением, которое отражает этот опыт. Это
соотношение неверно, когда в произведении искусства воплощается весь жизненный
опыт автора в некотором литературном обрамлении. Это соотношение верно, когда
произведение искусства есть часть, отсеченная от опыта, алмазная грань,
вбирающая в себя весь внутренний блеск без остатка. В первом случае
произведение громоздко и литературно. Во втором — жизнеспособно, ибо за ним
угадывается богатейший опыт.
Проблема заключается в том, чтобы
приобрести житейскую мудрость (вернее, жизненный опыт), которая глубже мудрости
писательской. В конечном счете великий художник прежде
всего тот, кто
постиг великое искусство жизни (при условии, что в понятие жизни входит и ее
осмысление — и, более того, едва уловимое
соотношение между опытом
и его
осознанием).
Чистая любовь — мертвая любовь, если
понимать под лю-Повью любовную жизнь, создание
определенного жизненного уклада,— в такой жизни чистая любовь превращается в посто-ннную отсылку к чему-то иному, о чем и нужно
условиться.
Мысль всегда впереди. Она видит слишком
далеко, дальше, чем тело, не выходящее за рамки настоящего.
Лишить человека надежды — значит свести мысль к телу. Л телу суждено сгнить.
Лежа, он смущенно улыбнулся, и глаза его
сверкнули. Она почувствовала, как вся ее любовь подступила к горлу, ;i на глаза
навернулись слезы. Она впилась в его губы и омочила смоими
слезами его лицо. Ее слезы текли ему в рот, и он пил из пих
соленых губ всю горечь их любви.
Черствое сердце творца.
"Если бы я хотя бы умела читать! Ведь
вечерами, при свете я не могу вязать. Поэтому я лежу и жду. Долго, часа два
лежу нот так. Ах! Была бы со мной внучка, я бы с ней разговаривала. Но я
слишком стара. Может, от меня плохо пахнет. Внучка никогда ко, мне не приходит.
Вот так и живу совсем одна".
2-яч.
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не
знаю. Получил телеграмму из дома призрения:
"Мать скончалась. Похороны завтра. Искренне соболезнуем". Не поймешь. Возможно,
вчера...
Как говорил привратник: "На равнине
жарко. Стараются похоронить побыстрее. Особенно
здесь". Он рассказал, что сам он родом из Парижа и с трудом привык. Потому
что в Париже покойника хоронят через два, а то и через три дня. А здесь нет
времени, не успеешь свыкнуться с мыслью, что человек умер, как уже надо
поспешать за дрогами".
Вот процессия и торопилась
что есть сил. Только солнце заходило со сволочной
быстротой. Верно заметила сиделка, которую отрядили на
похороны: "Медленно идти опасно, может случиться солнечный удар. А если
заторопишься, бросает в пот, и тогда в церкви можно простыть". Она была
права. Положение безвыходное.
Служащий похоронного бюро что-то мне
сказал, но я не расслышал.
Одной рукой он приподнял шляпу, а другой
вытирал лысину носовым платком. Я спросил его: "Что-что?" Он
повторил, показывая на небо: "Ну и шпарит". "Да", — сказал
я. Немного погодя он спросил: "Вы покойнице кто — сын?" Я опять
сказал: "Да". — "Старая она была?" — "В общем,
да", — сказал я, потому что не знал точно, сколько ей было лет. Тогда он
замолчал.
Декабрь 38-го г.
Для "Калигулы": анахронизм —
самое неудачное, что можно придумать для театра. Поэтому Калигула не произносит
в пьесе ту единственную разумную фразу, какую мог бы
произнести: "Стал мыслить лишь один — и мир весь опустел".
Калигула: "Мне нужно, чтобы все
вокруг молчали. Мне нужно, чтобы замолчали люди и чтобы затихли ужасные
сердечные смуты".
15 декабря.
Каторга. Ср. репортаж.
На
митинге. Старый железнодорожник, опрятный, гладко выбритый, с
перекинутым через руку плащом, тщательно сложенным клетчатой подкладкой вверх,
в начищенных башмаках, спрашивает, "не здесь ли состоится собрание",
и говорит, как он волнуется, когда думает о судьбе рабочих.
В больнице. Больной туберкулезом; врач
сказал, что через пять дней он умрет. Он решает выиграть время и перерезает
себе горло бритвой. Он не может ждать
пять дней, это очевидно.
"Не пишите об этом в ваших газетах, -
говорит санитар журналисту. - Он и так настрадался".
Он любит здесь, на земле, а она
любит его с уверенностью, что они соединятся в вечности. Их любовь нельзя
мерить одной меркой.
Смерть и творчество. На пороге смерти он
просит почитать ему вслух его последнее произведение. Это не совсем то, что он
хотел сказать. Он просит сжечь его. И умирает без утешения — что-то оборвалось
у него в груди, словно лопнула струна.
Воскресенье.
Ветер бушевал в горах и мешал нам идти
вперед, не давал говорить, свистел в ушах. Весь лес снизу доверху извивается. От
горы к горе над долинами летят красные листья папоротника. И эта прекрасная
птица, рыжая как апельсин.
История солдата Иностранного легиона,
который убивает свою любовницу в служебной комнате. Потом берет тело за полосы
и тащит его в зал, а оттуда на улицу, где его и арестовывают. Хозяин
кафе-ресторана взял его в долю, но запретил ему приводить любовницу. А она
возьми да и приди. Он велел ей убираться. Она не захотела. Поэтому он ее убил.
Пара в поезде. Оба некрасивы. Она льнет к
нему, хохочет, кокетничает, завлекает его. Он хмурится, он смущен: все видят,
что его любит женщина, которой он стыдится.
Светское общество или два старых
журналиста, которые бранятся в комиссариате, на радость полицейским. Старческая
ярость двух мужчин, не имеющих сил для драки, выливается в сплошной поток
ругани: "Дерьмо — Рогач — Мудак
— Скотина — Сутенер".
— Я человек чистый!
— Ты себя со мной не равняй!
— Ни за что! Ведь ты последний мудак.
— Заткнись, не то я тебе так двину по роже — от тебя мокрое место останется!
— На такого силача, как ты, я кладу с
прибором! Потому что я человек чистый.
Испания. Член партии. Хочет пойти
добровольцем в армию. При опросе выясняется, что причина — семейные
неприятности. Его не берут.
В жизни всякого человека мало великих
чувств и много мелких. Если совершаешь выбор — две жизни и две литературы.
Но на самом деле это два чудовища.
Удовольствие, которое приносит общение
мужчины с мужчиной. То самое, мимолетное, которое испытываешь, когда даешь
прикурить или просишь об этом, — сообщничество, масонское братство
курильщиков.
П. заявляет, что может предложить
"миниатюру с изображением беременной девы в рамке из ключиц
тореадора".
Плакат на казарме: "Алкоголь усыпляет
человека и будит зверя" — чтобы люди знали, почему они любят выпить.
"Земля была бы великолепной клеткой
для животных, чуждых всего человеческого".
Среди самых чистых моих радостей многие
связаны с Жанной. Она частенько говорила мне: "Глупыш". Это было ее
выражение, она произносила его со смехом, но как раз в эти минуты она любила
меня сильнее всего. Оба мы из бедных семей. Она жила через
несколько улиц, в центре. Ни она, ни я никогда не покидали родного квартала,
где прошла вся наша жизнь. И у нее и у меня дома было одинаково тоскливо и
гадко. Наша встреча была попыткой от всего этого освободиться. Но, когда
теперь, через столько лет, я вспоминаю ее лицо усталого ребенка, я понимаю, что
нам не удавалось освободиться от этого убогого существования
и что наша любовь доставляла нам радость, какую не купишь ни за какие
деньги, именно потому, что мы любили друг друга среди этого мрака.
Наверно, я очень страдал, когда она ушла.
И все же я не устраивал сцен. Потому что никогда не чувствовал себя победителем.
Мне и сейчас кажется более естественным сожалеть об
упущенном. И хотя я не заблуждаюсь на собственный счет, я всегда считал, что
Жанна больше принадлежит мне в такой день, как сегодня, чем когда она вставала
на цыпочки, чтобы дотянуться до моей шеи и обвить ее руками. Я уже не помню,
как я с ней познакомился. Но помню, что повадился ходить к ней. И что ее отец и
мать посмеивались, глядя на нас. Ее отец был железнодорожником, в свободные
часы он обычно сидел в уголке и задумчиво смотрел в окно, положив на колени
свои огромные лапищи. Мать с утра до ночи хлопотала по хозяйству. Жанна ей
помогала, но делала это так легко и весело, что, глядя на нее, я забывал, что
она работает. Она была среднего роста,
но рядом со мной казалась маленькой. Когда
я видел, как она, такая тоненькая, такая легкая, переходит улицу перед грузовиками,
сердце у меня сжималось. Теперь я понимаю, что ума у нее, конечно, было
немного. Но в то время я не задавался подобными вопросами. Она умела так
неподражаемо разыгрывать обиду, что восхищала меня до слез. А это неуловимое
движение, каким она оборачивалась ко мне и бросалась в мои объятия, если я
умолял ее простить меня, — даже теперь, через столько лет, оно не может оставить
равнодушным мое сердце, ставшее бесчувственным к стольким вещам. Я уже не
помню, желал ли я ее. Я помню, что все перемешалось.
Помню, что все мои переживания разрешались нежностью. Если я и желал ее, то
забыл об этом в первый же раз, когда в коридоре она подставила мне губы в
благодарность за крошечную брошку, которую я ей
подарил. Со своими зачесанными назад волосами, зубастым ртом неправильной формы
и часто кривящимися губками, ясными глазами и прямым носиком, она предстала мне
в этот вечер ребенком, которому я подарил жизнь для ласк этого мира. Я надолго
сохранил это чувство; Жанна поддерживала его, неизменно называя меня "старшим другом".
У нас были свои радости. Когда мы решили
пожениться, мне было двадцать два года, ей — восемнадцать. Больше всего
радовала нас и настраивала на серьезный лад узаконенность нашей любви. Жанна
пришла к нам в дом, мама поцеловала ее и назвала: "Моя девочка" — все
это приводило нас в щенячий восторг, которого мы и не думали скрывать. Но
воспоминание о Жанне связано для меня с ощущением, которое я до сих пор не могу
объяснить. Я каждый раз испытываю его, когда мне грустно
и я иду по улице и вдруг встречаю трогательное женское личико, а потом вижу
красиво украшенную витрину — тут у меня перед глазами встает лицо Жанны, живое,
знакомое до боли, и она оборачивается ко мне со словами: "До чего ж красиво!"
Это бывало в праздники. Магазины в нашем квартале ярко светились огнями. Мы
останавливались перед витринами кондитерских. Шоколадные человечки, гирлянды
из серебряной и золотой фольги, снежные хлопья из ваты, позолоченные тарелки и
пирожные всех цветов радуги — все восхищало нас. Мне было немного стыдно. Но я
не мог сдержать радости, переполнявшей меня и блестевшей в глазах Жанны.
Когда я сегодня пытаюсь понять это странное
чувство, я различаю в нем многое. Конечно, больше всего я радовался присутствию
рядом Жанны — запаху ее духов, ее руке, сжимавшей мое запястье, ее надутым
губкам. Но я радовался еще и витринам, внезапно засиявшим в квартале, где
обычно так темно, торопливым прохожим, нагруженным покупками, детям, весело
играющим на улицах, — всему, что помогало нам вырваться из нашего
пустынного мира. Серебристые фантики
шоколадных конфет
были знаком, что для простых людей наступает еще неясное, но шумное и золотое
время, и мы с Жанной теснее прижимались друг к другу. Быть может, мы смутно
испытывали тогда особое счастье, какое испытывает человек, видящий, что жизнь
оправдывает его ожидания. Обычно зачарованную пустыню нашей любви окружал мир,
где нет места любви. А в эти дни нам казалось, что огонь, который вспыхивает в
нас, когда руки наши соединяются, — тот же самый, что пляшет в витринах, в
сердцах рабочих, глядящих на своих детей, и в вышине ясного и морозного
декабрьского неба.
Декабрь.
Фауст наоборот. Молодой человек просит у
черта богатств этого мира. Черт (который носит спортивный костюм и не скрывает,
что цинизм — великое искушение для ума) мягко замечает ему: "Ведь
богатства этого мира тебе и так принадлежат. Того, чего тебе не хватает, ты
должен просить у Бога. Ты заключишь сделку с Богом и за богатства мира иного
продашь ему свое тело".
Помолчав, дьявол закуривает английскую
сигарету и добавляет: "И это будет тебе вечной карой".
Петер Вольф. Сбегает из концлагеря,
убивает часового и переходит границу. Скрывается в Праге, где пытается начать
новую жизнь. После Мюнхенского сговора пражское правительство выдает его
нацистам. Осужден на смерть. Через
несколько часов ему отрубают голову.
На двери записка: "Входите. Я
повесился". Входят — так и есть. (Он говорит "я", но его
"я" уже не существует.)
Яванские танцы. Неспешность, принцип
индийского танца. Постепенное развертывание. В общем
движении не пропадает ни одна деталь. Детали играют такую же важную роль, как в
архитектуре. Жестов становится все больше. Все разворачивается постепенно, неторопливо. Не
поступки и не жесты. Причастность.
Наряду с этим в некоторых жестоких танцах
- прорывы в трагизм. Использование пауз в аккомпанементе (который, впрочем,
есть лишь призрак музыки). Здесь музыка не следует рисунку танца. Она
составляет его основу. Она включает в себя и жест и звук. Она обтекает тела и
их бесчувственную геометрию.
(Отелло в танце голов.)
Для окончания "Бракосочетаний".
Земля! Это гигантский храм, покинутый
богами, и задача человека — населить его идолами по своему образу и подобию,
неописуемыми, с влюбленными лицами и глиняными ногами.
...эти чудовищные
идолы радости, с влюбленными лицами и глиняными ногами.
Депутат от
Константины, избранный в третий раз. В день выборов, в полдень, он умирает. К
вечеру у его дома собирается толпа, чтобы приветствовать его. Жена выходит на
балкон и говорит, что он слегка нездоров. Вскоре труп избран депутатом. Этого и
добивались.
Об Абсурде?
Есть только один случай чистого отчаяния.
Это отчаяние приговоренного к смерти (да будет нам
позволено прибегнуть к сравнению). Можно спросить у безнадежно влюбленного,
хочет ли он, чтобы завтра его гильотинировали, и он ответит "нет".
Из-за ужаса перед казнью. Да. Но ужас проистекает здесь из уверенности —
вернее, из математической составляющей, лежащей в основе этой уверенности.
Абсурд здесь налицо. Это противоположность иррациональному.
Он имеет все признаки очевидности. Что иррационально, что было бы
иррационально, так это мимолетная надежда, что опасность минует
и смерти можно будет избежать. Но это не абсурд. Очевидность в том, что ему,
находящемуся в здравом уме и твердой памяти, отрубят голову — более того, весь
его здравый ум сосредоточивается на том факте, что ему ее отрубят.
Кириллов прав. Убить себя — значит
доказать свою свободу. А^ проблема свободы решается просто. У людей есть
иллюзия,
что они свободны. У осужденных на смерть
этой иллюзии нет. Вся проблема в том, насколько эта иллюзия реальна.
До: "Никак не удавалось представить себе, что этот стук,
неразлучный со мною с незапамятных времен, вдруг оборвется, а главное - как
представить себе сердце в ту самую секунду, когда..."
"Ах, каторга, какая благодать!"
(Мать: "А теперь они мне его возвращают...
Вот что они с ним сделали... Они отдают мне его разрубленным
на части".)
"В конце концов
я стал спать совсем понемногу, среди дня, и все ночи напролет только тем и
занимался, что ждал рассвета, ждал, чтобы с ним воссияла истина нового дня. Я
знал, когда они обычно приходят, и в эту тревожную пору я был... словно
зверь... Когда это кончалось, я понимал, что у меня есть еще день...
Я хотел все рассчитать. Я пытался взять
себя в руки. Я послал просьбу о помиловании. И всегда предполагал самое худшее:
она отвергнута. Значит, я умру. Раньше, чем другие, разумеется. Но жизнь
столько раз казалась мне абсурдной, когда я вспоминал о смерти. Раз все равно
суждено умереть, то какая разница, как и когда. Значит, надо смириться. И
только тогда я получал право допустить другую возможность. Я помилован.
Я пытался укротить бурный ток крови, разливавшийся по всему телу и ударявший
мне в голову. Я заглушал этот крик, старался не придавать ему значения, чтобы
вернее покориться той, первой возможности. Но зачем? Приходил рассвет, а вместе
с ним тревожная пора...
И вот они пришли. Но ведь еще совсем темно.
Они пришли раньше времени. Меня обокрали. Говорю вам, меня обокрали...
...Бежать. Все поломать. Но нет, я
остаюсь. Сигарета? Почему бы и нет. Лишнее время. Но в то же время он отрезает
воротник от моей рубашки. В то же время. Это то же самое время. Я не выиграл
времени. Говорю же вам, меня обкрадывают.
...Какой длинный коридор, но как быстро
идут эти люди... Пусть их будет много, пусть они встретят меня криками ненависти.
Пусть их будет много и мне не будет так одиноко...
...Мне холодно. Как холодно! Почему меня
оставили без пиджака? Правда, все это уже не имеет значения. Болезни мне уже не грозят. Я потерял
право на рай страдания, я теряю его, теряю счастливую возможность харкать
кровью или угасать от рака под взглядом близкого существа.
...И это небо без звезд, эти окна без
огней, и эта кишащая народом улица, и этот человек в первом ряду, и нога этого
человека, который..."
Конец
Абсурд. Гурвич. Трактат о надежде.
Могущество предводителей...
Мерсо.
Калигула.
Специальный номер журнала "Риваж", посвященный театру. Вернуться к постановкам.
Комментарий к плану Микеля. Оформление. Все, что
имеет отношение к театру.
Сад Мирабель в Зальцбурге.
Группа уехала на гастроли в Бордж-бу-Арреридж.
1939 г.
Гореть для меня отдых. Огонь горит в душе,
не только когда нам выпадает радость. Но также и когда нас ждет постоянство в
труде, браке или желании.
Порядок работы: Лекция о театре. Абсурд в чтении. Калигула. Мерсо.
Театр.
"Риваж"
— в понедельник у Шарло. Урок. Газета.
Февраль.
Жизни, которые смерть не захватывает
врасплох. Которые готовы к ней. Которые
ее учли.
Когда умирает писатель, начинают переоценивать
его творчество. Точно так же, когда умирает человек, начинают переоценивать
его роль среди нас. Значит, прошлое полностью сотворено смертью, которая
населяет его иллюзиями.
Любовь, которая не выдерживает
столкновения с реальностью, - это не любовь. Но в таком случае неспособность
любить — привилегия благородных сердец.
Роман. Эти ночные разговоры, эти
бесконечные признания вслух...
"И эта жизнь в постоянном ожидании. Я
жду ужина, жду сна. Я думаю о пробуждении со смутной надеждой — на что? Не знаю.
Пробуждение наступает, и я жду обеда. И так весь день... Без конца говорить
себе: сейчас он у себя в конторе, он завтракает, он у себя в конторе, он
свободен — и эта дыра в его жизни, которую надо заполнить с помощью
воображения, и ты напрягаешь воображение, едва не крича от боли..."
"...Испытать радость, чтобы завтра
снова проститься с ней — и до чего же отчаяние близко к радости! Мысленно
возвращаюсь к этим двум дням. Они были прекрасны и утопают в слезах".
Алжир, страна одновременно соразмерная и
несоразмерная. Соразмерные линии, несоразмерный свет.
Смерть "Капрала". Ср. документ.
Сумасшедший в книжной лавке. Ср. документ.
Трагедия - замкнутый мир, где люди
спотыкаются, сталкиваются друг с другом. В театре она должна рождаться и
гибнуть на узком пространстве сцены.
Ср. Стюарт Милль: "Лучше быть недовольным Сократом, чем
довольной свиньей".
Это солнечное утро: теплые улицы, на
которых полно женщин. На каждом углу продают цветы. А девушки улыбаются.
Март.
"Когда я оказался в купе первого
класса, освещенном, натопленном, я закрыл за собой дверь и опустил все шторы.
Я уселся, и вот тут, во внезапно наступившей тишине, почувствовал себя
свободным. Свободным в первую очередь от последних
суматошных дней, от судорожных попыток подчинить себе свою жизнь, от
всех этих треволнений. Было тихо. Вагон мягко покачивался. И когда за окном, в
ночи, слышался шорох дождя, он тоже казался мне тишиной. Несколько дней я мог
ни о чем не думать, а просто ехать и ехать. Я был пленником расписаний,
гостиниц, своего человеческого призвания. Наконец-то я принадлежал себе, не
принадлежа себе. И я с наслаждением закрыл глаза, чувствуя, как разливается
покой вместе с только что родившимся миром безмятежности без тирании, без
любви, без меня.
Оран. Мерс-эль-Кебирская
бухта за садиком, где растут красные герани и ирисы. Погода не очень хорошая:
то тучи, то солнце. Край с абсолютным слухом. Достаточно большого просвета на
небе — и напряжение снимается, в сердце возвращается покой.
Апрель 39-го г.
В Оране "сюфоко"
— худшее оскорбление. Сюфоко нельзя стерпеть. Надо
требовать удовлетворения, и немедленно. У оран-цев
горячая кровь.
Великолепие пейзажа не обязательно
предполагает его величие. Более того, его может лишить величия какой-нибудь пустяк.
Так, алжирскую бухту лишает величия избыток красоты. Мерс-эль-Кебир,
увиденный из Санта-Круса, наоборот, дает полное
представление о том, что есть величие. Великолепен и неласков.
В ближнем предместье Орана сразу за
последними домами открываются нескончаемые просторы невозделанной земли, где в
эту пору цветут яркие дроки. За ними первое поселение колонистов. Бездушное, пересеченное единственной улицей, с возвышающейся
посередине символической эстрадой для уличного оркестра.
Высокие плато и Джебель-Надор.
Нескончаемые просторы пшеничных полей, ни
деревьев, ни людей. Редкие хижины, да на горизонте шагает поеживающаяся от
холода фигурка. Несколько ворон и тишина. Нигде нет прибежища — нигде нет
зацепки ни для радости, ни для меланхолии, которая могла бы принести плоды.
Эти земли рождают только тоску и бесплодность.
В Тиарете
несколько преподавателей сказали мне, что им все "осточертело".
— И что же вы делаете, когда чувствуете,
что вам все осточертело?
— Мы надираемся.
— А потом?
— Идем в бордель.
Я пошел с ними в бордель. Шел мелкий снег,
он забивался всюду. Все они были навеселе. Сторож потребовал с меня два франка
за вход. Огромный, прямоугольный зал, стены в косую черно-желтую полоску. Танцы
под патефон. Девицы не красотки и не дурнушки.
Одна говорила: "Ну, ты идешь со
мной?"
Мужчина вяло отбивался.
- Я, - не унималась девица, - очень хочу,
чтоб ты сделал это со мной.
Когда мы уходили, по-прежнему шел снег. Временами
снегопад стихал, и тогда можно было разглядеть окрестности. Все те же унылые
просторы, но на сей раз белые.
В Трезеле —
мавританское кафе. Чай с мятой, разговоры. Улица проституток называется
"Улицей Правды". Такса три франка.
Толпа и драки.
«Я
человек не злой, но нрав у меня горячий. Тот фрукт мне говорит: "Выходи из
трамвая, если ты мужчина". Я говорю: "Да ладно, отстань". А он
мне: "Ты, мол, не мужчина". Ну, я вышел с ним из вагона и говорю:
"Лучше отвяжись, не то получишь". А он отвечает: "Черта с
два!" Ну, тут я ему врезал. Он свалился. Я хотел его поднять. А он лежит и
отбивается ногами. Я ему наподдал коленом и еще по морде
— раз, раз! В кровь разбил. Спрашиваю: "Ну как,
мол, хватит с тебя?" Он говорит: "Хватит"».
Мобилизация.
Старший сын идет на фронт. Он сидит против
матери и говорит: "Это ничего". Мать не отвечает. Она берет со стола
газету. Складывает ее вдвое, потом еще раз вдвое, потом еще.
На вокзале толпа провожающих. Битком набитые вагоны. Какая-то женщина плачет. "Я
никогда не думала, что такое возможно, что может быть так плохо". Другая:
"Поразительно, как все торопятся на верную смерть". Девушка плачет,
прижавшись к жениху. Он стоит серьезный, молчаливый. Дым, крики, толкотня.
Поезд трогается.
Лица женщин, наслаждение солнцем и водой,
вот чему грозит смерть. И если мы не приемлем убийство, мы должны выстоять.
Наша жизнь состоит из противоречий. Вся эпоха задыхается, тонет в
противоречиях, не в силах проронить ни единой слезы, несущей избавление. Нет не
только решений, нет и проблем.