АНОНС

 

Мерло-Понти М. Око и дух /Пер. с фр., предисл. и коммент. А.В.Густыря. — М.: Искусство, 1992. — 63с.         

                         

  Морис Мерло-Понти — крупнейший французский фено­менолог, оказавший огромное влияние на современную фран­цузскую философию и психологию. «Око и дух», "L'CEil et l'esprit" последнее законченное и прижизненно опубликованное философское эс­се ученого, знакомит читателя с интереснейшим опытом феноменологического истолкования творчества Сезанна. Прекрас­ный литературный стиль, глубокие размышления над таинствами живописи, тонкие психологические наблюдения — все это делает предлагаемую небольшую по величине работу по­длинным эстетическим шедевром.

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Коротко об авторе. А. Густырь    3

 

Око и дух            9 

 

Комментарии     58

 

 

 

 

Коротко об авторе.

 

 

 

 

 

Морис Мерло-Понти (1908—1961) — крупнейший француз­ский феноменолог, создатель оригинальной версии экзистенциализ­ма, долгие годы бывший близким другом и одновременно оппонентом Ж.-П. Сартра. Как и Сартр, принадлежит к поколению французских философов, чьи первые заметные теоретические и литературные работы появились в 30-е годы. Большинство представителей этого поколения, и Мерло-Понти в том числе, пройдя школу так называе­мого «университетского спиритуализма» — французской разновид­ности неокантианства, господствовавшей в первой трети двадцатого века во французских лицеях и университетах, испытав влияние бергсоновской «философии жизни», в философию пришли все-таки со своим, особенным и самостоятельно выработанным взглядом на ве­щи, восприятием исторического времени, самосознанием, сформи­ровавшимися не столько в результате академических философских штудий, сколько в ходе переживания и осмысления личных и соци­альных ситуаций, собственного опыта человеческих отношений и мировой истории. Новыми авторитетами для этой философской ге­нерации, уже не навязанными школой и традицией, а критически отобранными и воспринятыми на основе своего определившегося в принципиальных позициях интеллектуального вкуса и стиля, стали Гегель, Гуссерль и Хайдеггер, к которым, в разной мере у разных представителей «новой волны», добавлялись Фрейд и Маркс. И вре­мя 30—60-х годов во французской философии стало временем нео­гегельянства, феноменологии, экзистенциализма, нео- или пост­фрейдизма, марксизма и течений и концепций, находящихся на их стыке или пересечении, притом что границы между многими доми­нирующими направлениями были достаточно условными.

  М.Мерло-Понти был одной из наиболее заметных фигур этого времени. Он, особенно в первое послевоенное десятилетие, когда был профессором Сорбонны и Коллеж де Франс и в то же время политическим директором журнала «Temps modernes», находился в самой гуще академической и политической жизни Франции. Его собственная философия, именно в эти годы получившая зрелое выражение, определялась то в диалоге, то в полемике с феномено-

3

логией Гуссерля, экзистенциализмом Сартра, марксизмом, неото­мизмом, неогегельянством Ж.Ипполита, ранним структурализмом К.Леви-Стросса, фрейдизмом, но в особенности — в противостоя­нии неокантианству, или рефлексивной философии, и позитивиз­му, бывшему постоянным противником и вместе с тем зеркальным отражением неокантианства.

   Основные темы философии Мерло-Понти — взаимоотноше­ния человека и мира (человека как живого, «феноменального», то есть воспринимаемого и воспринимающего, тела и мира как вос­принимаемого и обживаемого универсума), природа языка, смыс­ла и проблема «альтер эго», история как место и порождение чело­веческого праксиса. Темы эти, разумеется, взаимосвязаны, накла­дываются и проникают друг в друга, разделение их ни в коем случае не может быть строгим, и нельзя рассматривать их изоли­рованно. Однако все-таки можно сказать, что первой теме, по преимуществу онтологической, посвящены две первые крупные работы Мерло-Понти: «Структура поведения» (1942) и «Феноме­нология восприятия» (1945); второй, прежде всего семантической, — работы начала 50-х годов: «Язык несказанного и голоса молча­ния» (1952) и «Проза мира» (опубл. в 1969); третьей, философско-исторической и политической, — «Гуманизм и террор» (1947), «Приключения диалектики» (1955) и значительная часть статей и очерков разных лет, опубликованных в сборниках «Смысл и бес­смыслица» (1948) и «Знаки» (1960).

Уже в «Структуре поведения» Мерло-Понти определил в основ­ных чертах и начал разрабатывать программу исследований, кото­рой , конечно с неизбежными преобразованиями и уточнениями, сле­довал на протяжении всех последующих двадцати без малого лет жизни и научных занятий. Речь шла о создании новой трансцендентальной философии: трансцендентальной, поскольку свою задачу она видела в выявлении и описании всеобщих и необходимых форм сознания (и тем самым мира для сознания); новой, поскольку субъ­ективность изначально трактовалась в ней, в отличие от кантианства или неокантианства, не как разум, синтезирующий согласно апри­орным правилам разобщенное многообразие ощущений, или чувст­венных качеств, но как живое психосоматическое «я», тело, воспри­нимающее мир — и самим фактом восприятия образующее его и осмысливающее — в подлежащих феноменологическому проясне­нию универсальных формах, или образах. Это прояснение всеобщих форм восприятия и, одновременно, «логоса эстетического мира» посредством феноменологических процедур составляет основное

4

содержание «феноменологии восприятия», одного из признанных классических феноменологических и экзистенциалистских трудов.

Язык, второй предмет особого теоретического интереса Мер­ло-Понти, трактуется им не как система знаков с заданными зна­чениями и правилами синтаксиса — нечто вроде громадного Тол­кового Словаря с приложением Грамматики. Различая «язык ска­занный», то есть определившийся и закрепившийся в обретенных формах выражения, и «язык говорящий», то есть живой, подвиж­ный, творческий, преодолевающий дистанцию между тем, что имеется в виду, подразумевается, и тем, что уже получило ясное обозначение, Мерло-Понти подчеркивает первичность и подлин­ность живого языкового акта, речи, и рассматривает историю язы­ка как историю всегда незавершенного стремления к обретению и расширению смысла, историю создания и смены все новых и но­вых языковых форм, каждая из которых оказывается одновремен­но и ступенькой и препятствием к следующей, упраздняющей вы­холощенные, омертвевшие составляющие предыдущих стадий.

Язык и его история служат, согласно Мерло-Понти, прообра­зом и одним из примеров социокультурной истории в целом. И там и здесь, обживая и осмысливая природный и социальный мир, индивиды, включенные в ткань многообразного речевого (в широ­ком смысле «означающего») действия и взаимодействия, пракси­са, создают все новые и новые социокультурные институты, фор­мы выражения, или как бы формы выражения того, к чему эти индивиды стремятся и что «хотят сказать». Конечный итог, смысл этого движения никем и ничем не предопределен и не ясен. Каж­дый новый шаг, хотя и учитывает предыдущие, всегда должен быть изобретен, выдуман, рожден напряженным творческим актом вы­ражения, и никто, ни на земле, ни на небе, не может каждый раз сказать, получится при этом что-нибудь или нет и что из этого выйдет в дальнейшем. Логика истории, если она и обнаруживает­ся, всегда оказывается логикой post factum и всегда — логикой, появляющейся сквозь, через и посредством случайностей.

Таким образом, во всех налагающихся и включенных друг в друга сферах — мира, языка, истории — Мерло-Понти обнаружи­вает диалектику понятий субъективного и объективного, смысла и бессмыслицы, логики и случайности. Благодаря этому его филосо­фия приобретает форму «философии двусмысленности», как на­звал ее А. де Валенс, первый его биограф и критик, или, точнее, «философии обращающихся понятий», диалектической феноме­нологии духа.

5

Эссе «Око и дух», впервые публикуемое на русском языке, — последняя изданная при жизни работа Мерло-Понти, написанная им в июле—августе 1960 года, во время летнего отпуска. Сочиненное по заказу, специально для готовившегося в то время первого номера нового журнала «Art de France» и на заранее оговоренную тему, эссе тем не менее дает достаточно полное представление о философии Мерло-Понти, особенно о содержании и стиле ее позднего периода, когда, выйдя из редколлегии журнала «Les Temps Modernes» и почти совершенно оставив политическую публицистику, автор «Гуманиз­ма и террора» и «Приключений диалектики» возвращается к углуб­ленной разработке диалектической онтологии видящего и видимого.

«Око и дух» вновь обращается к главной теме «Феноменоло­гии восприятия»— воспринимаемому «миру в состоянии зарожде­ния». Предметом размышления философа становятся пространственность и временность, устойчивость и подвижность, универ­сальность и конкретность видимого, само образование этих и дру­гих категорий в динамическом слиянии видящего и видимого, субъективного и объективного. Вновь обнаруживается телесность духа, погруженного в чувственную плоть мира и воплощенного, влитого в живое человеческое тело, и одухотворенность этой пло­ти, исполненной смысла и формы, и этого тела, уникального сое­динения воспринимаемого и воспринимающего. Вновь ставится та же парадоксальная задача — увидеть видение, осмыслить смысло-образование, представить само представление...

Однако, как бы в подтверждение собственных тезисов об исто­рии человеческих установлений и обретений, Мерло-Понти перечи­тывает и переписывает старые темы и тексты заново, воспроизводит, не повторяя, продолжает, не отсылая к ранее установленному, раз­вивает, «снимая» сказанное прежде. Не случайно поселившись для работы над «Оком и духом» в живописном местечке Толоне, близ Экса, где окрестные пейзажи еще хранили воспоминание о взгляде Сезанна, арендовав дом у местного художника Ла Бертрана, он со­средоточенно изучает ранее находившуюся на периферии его теоре­тического интерeca технику живописи, немую «науку» живописцев и скульпторов — Сезанна и Клее, Матисса и Жерико, Рембрандта и Родена, будто бы впервые обучаясь именно у них феноменологии видимого и осваивая изысканную и на первый взгляд нарочитую сложность языка, соответствующую в действительности изыскан­ной сложности предмета, — чтобы, «может быть, лучше ощутить все то, что несет в себе это короткое слово: «видеть»...

А.Густырь