МОИМ
РОДИТЕЛЯМ
СЭМЮЭЛУ Б. И
СИЛЬВИИ
ДАНТО
ПРЕДИСЛОВИЕ
Словарь
философии
куда менее
специфичен, чем
это мог бы
предположить
неспециалист:
многие из его
слов взяты из
общего
лексикона
повседневной,
обыденной
речи. Поэтому
расстояния,
отделяющие
философское употребление
этих
терминов от
их обычного
применения в
повседневном
общении, могло
бы
показаться
совершенно
незначительным
не философу,
который,
вероятно,
ожидал слов
более темных
или
экзотических.
И исходя
из этого, он
мог бы
решиться на
применение
предложений,
в которых
слова
употребляются
философски, в
ситуациях,
когда
требуется
всего лишь
обычное
употребление
тех же слов.
Однако,
когда это
происходит,
всегда
возникают разные
неувязки.
Зачастую
философское
предложение
представляется
чем-то крайне
неуместным в
контекстах, в
которых
слова
применятся
просто, в
своем точном
значении; и,
наоборот,
обычные
предложения
становятся
комически
нелепыми,
будучи включенными
в
философскую
дискуссию.
Представим, к
примеру, что
человек
придавлен
бревном и
жалуется на
то, что не
может
освободиться.
Ведь
абсурдно было
бы ответить
ему, что и
никто из нас
не может
этого,
поскольку мы
живем в
детерминистском
мире. В
равной мере
было бы
абсурдно со
стороны
зубного
врача
призывать
нас искать
нирвану, то
есть общее
исцеление от
страдания в
мире, когда
мы просто
жалуемся на
зубную боль.
Или же для архисоблазнителя
напоминать
сопротивляющейся
девице, что Библия
предписывает
нам
возлюбить нашего
ближнего.
Очень трудно
каким-то
образом гармонично
согласовать
оба этих вида
словоупотреблений.
Вероятно, это
вообще
невозможно.
Философия
Ницше часто
находит свое
выражение в
предложениях,
которые
звучат подобным
диссонансом,
ибо их
воспринимают
буквально,
как в
обыденном
языке, а
некоторые из
его наиболее
знаменитых
высказываний
приобрели свою
остроту
именно
благодаря
ударениям и тональностям
за счет
употребления
одного и того
же слова
одновременно
в широком и узком
контексте.
Стиль его
письма и
философствования
отчасти
заключался в
том, чтобы расширить,
а затем
внезапно
ограничить
значение слова,
хотя, похоже,
он не всегда
делал это сознательно
и временами
был столь же
подвержен
магии текста,
как и его
озадаченные
читатели. Он
обычно брал
слово,
имеющее
ограниченное
употребление,
и придавал
ему значительно
более
широкое
значение,
используя его
для описания
таких вещей,
которые
никогда
ранее не
рассматривались
как подпадающие
под значение
данного
термина.
Затем, неимоверно
расширив
объем этого
слова, он заставлял
его
возвращаться
обратно в тот
контекст, из
которого оно
было
извлечено. И
тогда контекст
оказывался
перегруженным
подобной
концептуальной
энергией и не
был способен
ее выдержать.
Однако
эффект от
данной
процедуры не
всегда
оказывался
приемлемым.
Старьте
слова,
использованные
по-новому в
старых
контекстах,
производили
впечатление
абсурда или
глупости. Но
иногда то или
иное предложение
оказывалось
наполненным
исключительной
творческой
энергией, и
это могло вызывать
искажение в
структуре
нашего понимания.
Поскольку
Ницше было
присуще стремление
к эпатажу, он
предпочитал
говорить о
себе как о
философствующем
молотом (Одна
из книг Ницше
называется
"Сумерки идолов,
или Как
философствуют
молотом". - Прим,
перев.). Его
цель отчасти
заключалась
в том, чтобы сокрушить
привычный
способ
мышления, на
который нас
обрекает
язык, помочь
нам понять, насколько
над нашим
сознанием
довлеют
понятия,
неизбежные
для нас при
следовании
правилам
нашего языка.
Затем,
осознав
конвенциональную
природу
нашего языка,
мы могли бы попытаться
создать
новые
понятия и на
их основе -
совершенно
другие формы
философствования.
Насильственное
перемешивание
тончайших
лингвистических
несовместимостей
порождало
прозу,
которая в
своих лучших
проявлениях
была
искрящейся и
взрывоопасной
и в то же
время
служила
средством
освобождения
человеческого
сознания,
Ницше
чувствовал:
людей нужно
заставить
понять, что
почти все
станет возможным,
если они
будут
стремиться к
переменам, а
его
философия
является
воплощением
всеобщей
концептуальной
вседозволенности.
Понятия, на
которые была
направлена
его критика,
должны были
быть
основополагающими,
как бы
столбами,
поддерживающими
всю утонченную
сеть
человеческих
идей,
столбами, которые
столь
глубоко
погружены в
человеческую
психологию,
что их едва
ли можно опознать.
Именно за это
он получил
право называться
философом.
Однако
Ницше был не
только критиком
понятий и
мучающим
слова
анархистом. Он пытался
построить
философию,
которая согласовывалась
бы с той
необычайной
открытостью,
которая, как
он
чувствовал,
была доступна
человеку,
или, по
крайней мере,
философию, из
которой
подобная
открытость
вытекала бы
как одно из
ее следствий.
В ходе ее
постепенной
разработки
он затронул
большинство
проблем,
которые
всегда были
предметом
беспокойства
для философов,
причем
обсуждал эти
проблемы
интересно и
даже глубоко,
Если кто-то
возьмет на
себя труд по
восстановлению
его
философии, по
фиксированию
изменений,
которые
претерпевают
значения его слов
при
переключении
с контекста
на контекст и
обратно, то
тогда Ницше
неожиданно предстанет
как почти что
систематический,
а равно и
оригинальный
и
аналитический
мыслитель.
Однако
подобная
задача не так
уж проста. Его
мысли
рассеяны по
многим слабо
структурированным
томам, а его
личные
утверждения представляются
слишком
искусными и
написанными
по
конкретным
поводам,
чтобы выдержать
серьезную
философскую
проверку. Как
представляется,
Ницше не
доверяет
философской
строгости
мышления, в
чем он почти
официально и
признается. Его и в
самом деле
считали
мыслителем de choix (Избранный,
наиболее
подходящий
(франц.). - Прим.
перев.)
для тех
людей,
которые
считают
академическую
и профессиональную
философию
чересчур
ограниченной
или
педантичной
для их
широких и богемных
вкусов.
Более того,
репутация
Ницше -
отнюдь не незаслуженная
- как
интеллектуального
хулигана,
духовного
ментора всех
претендующих
на эстетство
и бунтарство
и - что более
сомнительно -
наполовину
канонизированного
протоидеолога
нацизма
сделала даже
для
философов
трудной
задачей
рассматривать
его как
"своего".
Именно
поэтому я
написал
книгу, в
которой Ницше
трактуется
просто как
философ, чья
мысль
заслуживает
изучения
сама по себе
независимо
от
странностей
этой личности
и
специфических
культурных
обстоятельств,
окружавших
его. И только
тогда, когда,
как
представляется,
специальных
исторических
объяснений
не избежать,
я привожу
биографические
или
исторические
сведения.
Ницше редко
рассматривался
как философ
вообще и
никогда, я
полагаю, с
точки зрения
современной
аналитической
философии,
чьи установки
он до
известной
степени
разделял. В последние
годы
философы
были
чрезвычайно увлечены
логическими
и
лингвистическими
исследованиями
-
теоретическими
и
прикладными,
- и я не
колеблясь
реконструировал
аргументы Ницше
в этих
терминах
тогда, когда
это согласовывалось
с
поставленной
мной целью сделать
книгу
доступной
широкому
читателю. Это
может
привести к
некоторым
историческим
несоответствиям.
Тем не менее
поскольку мы
сегодня
знаем в
философии значительно
больше, то я
считаю
крайне полезным
рассмотреть
его анализ в
терминах тех логических
характеристик,
которые он
еще не был
способен
эксплицировать,
но в направлении
которых
безошибочно
двигался. Его
язык был бы
менее
красочным, знай он
наверняка,
что он
пытался
высказать, и
тогда он не
был бы столь
оригинальным
мыслителем,
работающим
над
проблемами,
которые едва
ли могли быть
когда-либо
ранее нанесены
на карту.
Неудивительно,
что его карты
проиллюстрированы
всеми видами
чудовищ, и
пугающих
символов, а
также
хвастливых
картографических
преувеличений!
Нельзя
считать,
будто Ницше
оказал
влияние на
аналитическое
движение в
философии, разве
что
каким-либо
окольным,
скрытым путем.
Скорее, само
это движение
должно было
бы признать в
нем своего
предшественника.
Однако для него
еще не поздно
оказать вдияние.
И я надеюсь,
что, данная
книга не
только сделает
его
философию
яснее, но и
позволит ввести
его
аргументы и
убеждения в
контекст дискуссии
и взаимного
обмена, без
которых
философия невозможна.
В одном из
своих
предостерегающих
афоризмов по
поводу
хорошего
стиля - а он
гордился
своим стилем
и считал себя
мастером
пера - Ницше
предупреждает
против
цитирования других
писателей. Не
обращая внимания
на это
предупреждение,
я процитирую
его самого:
"Выдающаяся
цитата может
отменить
целые
страницы и
даже целую
книгу, поскольку
она как бы
выкрикивает
предупреждение
читателю:
"Будь
осторожен! Я -
драгоценный
камень, и все,
что вокруг
меня, - свинец,
унылый и не
имеющий
никакой
ценности
свинец". К
несчастью, я
обязан
изрядно
цитировать
Ницше для
того, чтобы
скорее
документировать,
чем
орнаментировать
свою
аргументацию.
Без этого не
обойтись.
Переводы,
хотя адекватным
является
только
немецкий
текст, - все
мои
собственные,
хотя я
несравненно
много
приобрел от
превосходных
переводов
Марианны Коуан,
Фрэнсмса
Голфинга,
Уолтера
Кауфмана и Р.
Д. Холлингдейла,
а такжe
от плодов тех
усердных
переводчиков,
которые в
начале этого
столетия
подготовили
издание
собрания
сочинений
Ницше под
редакцией
доктора Оскара
Леви. Я
предпочел
свои
собственные переводы
потому, что
не все
цитируемые
мною тексты
были
переведены
каким-либо
одним человеком,
а ведь в
стилистическом
отношении
важно, чтобы
Ницше
говорим
одним голосом,
даже если это
голос,
который дал
ему я. Кроме того,
за
исключением
профессора
Кауфмана, лишь
немногие
переводчики
были
профессиональными
философами. А
ведь нередко
бывает
необходимо
использовать
одно и то же
английское
слово для
немецких
слов-синонимов,
чтобы стало
ясно, что
речь идет об
одной и той
же идее; или
же из всех
доступных
переводчику вариантов
использовать
тот, который
наиболее
точно
передает
соответствующую
философскую
тональность.
Наконец, даже
если бы я
использовал
чужие
переводы, то
все же должен
был бы
перевести, по
крайней мере,
треть цитируемых
отрывков,
поскольку
они взяты из "Nachlass", то есть
из архивных,
не
опубликованных
самим Ницше
материалов,
которые и в
самом деле
вообще не
переводились
на
английский. Я
широко
использую этoт
материал,
позволяющий
увидеть
Ницше как бы
находящимся
в
лаборатории,
экспериментирующим
с той или
иной идеей,
которая лишь
отдаленным
эхом звучит в
его
опубликованной
работе. Если
бы он
сохранил
психическое
здоровье, то
вполне
возможно, что
значительная
часть этих
материалов
нашла бы свой
путь в его
книги. В "Nachlass"
оказались и
знаменитые
подделки, о
которых я
расскажу
позднее. Однако
я с
осознанной
уверенностью
использую
этот
источник,
поскольку
его редакторы,
насколько
мне удалось
установить,
не имели ни
малейшего
интереса к
философии и
были озабочены
главным
образом тем,
чтобы
исказить биографические
детали или
главные
мотивы, которые,
хотя им и
свойственна
определенная
скандальная
известность,
лишь очень
слабо
связаны с
основным
философским
строем данного
писателя.
Данное
введение в
философию
Ницше - лишь
один из моих
долгов
Марианне Коуан,
в рамках
курса
которой в Уэйнском
университете
я впервые
прочитал
этого автора.
Госпожа Коуан
просто
заразила
меня своими
познаниями и волей
к изучению
Ницше самого
по себе, что
редко
встречается
среди его
восторженных
поклонников.
Х0Т5Г мои
интересы
становились
все более
аналитическими,
я с того времени
уже не мог
читать Ницше
без чувства
легкости и
воодушевления,
которые
вызываются
воздействием
превосходящей
интеллектуальной
энергии на
чужой дух; и я
уже никогда не
находил
Ницше
устаревшим,
наивным или
невозможным,
но всегда
стимулирующим
и возбуждающим.
Правда, я
никогда не
написал бы эту
книгу, если
бы не
профессор
Пол Эдварде,
которому я,
вместе со
многими
другими философами,
особенно
обязан за его
энергичное и
творческое
руководство
процессом
издания
философских
работ
сегодня. Профессор
Эдварде
предложил
мне написать
эссе о Ницше
для
"Критической
истории западной
философии" Д.
Д. О'Коннора
(New York: The Free Press of
Gleoncoe, 1964), а
затем
воодушевил
меня на
написание
настоящей
работы. Я
очень
благодарен
ему за совет
и за помощь. В
упомянутом
эссе уже
присутствует
вся структура
данной книги,
хотя
материал был
полностью
переработан.
Несколько
страниц, которые
я перенес
целиком -
главным
образом
центральный
аргумент в
моем
обсуждении
вечного
возвращения,
-
перепечатаны
здесь с
любезного
разрешения
издательства
"Фри Пресс".
Настоящая
книга была
написана в
течение лета
А.К.Д.
Нью-Йорк сити
Сентябрь
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Ниже приводится список сочинений Ницше, на которые я ссылаюсь. Они представлены в приблизительном хронологическом порядке. Разумеется, это неполный перечень его произведений. Я очень редко обращался к "Несвоевременным размышлениям" (Unzeitgemasse Betractungen), за исключением эссе о Вагнере:
|
Homers Wettkampf (1871) |
Гомеровское соревнование |
Н |
|
Die Geburt
der Tragodie aus dem Geiste
der Mysik (1872) |
Рождение трагедии из духа музыки |
GT |
|
Uber Wahrheit
und Luge im Aussermoralischen Sinn (1873) |
Об истине и лжи во внеморальном смысле |
WL |
|
Die Philosophie
im Tragischen Zeitalter der Greichen(1875-1876) |
Философия в трагическую эпоху Греции |
PTG |
|
Richard Wagner in Beyreuth (1876) |
Рихард Вагнер в Байрейте |
WB |
|
Menschliches, Allzumenschliches (1878) |
Человеческое, слишком человеческое |
MAM |
|
Der Wanderer und Sein
Scatten (1880) |
Странник и его тень |
WS |
|
Morgenrothe (1881) |
Утренняя заря |
MR |
|
Die Frohliche
Wissenschaft (1882; Part V, 1886) |
Веселая наука |
FW |
|
Also Sprach
Zarathustra (Parts I and II, 1883; III, 1884;
IV,1885) |
Так говорил Заратустра |
Z |
|
Jenseits von Gut und Bose (1886) |
По ту сторону добра и зла |
JGB |
|
Zur Genealogie der Moral (1887) |
Генеалогия морали |
GM |
|
Der Antichrist (1889) |
Антихрист |
AC |
|
Gotzendemmerung (1889) |
Сумерки кумиров (идолов) |
GD |
|
Nietzsche Contra Wagner (1889) |
NCW |
|
|
Ecce Homo (1889) |
Ecce Homo |
EH |
|
Nachlass |
Архивные материалы |
NL |
Большинство неопубликованных материалов были приведены в порядок и опубликованы после смерти Ницше под названием "Der Wille zur Match" ("Воля к власти"). Профессор Карл Шлехта в своем выдающемся издании работ Ницше, а именно "Nietzsche Werke in Drei Bande", Munich: Carl Hanser Verlag, 1958, использовал вместо одиозного названия нейтральное "Aus dem Nachlass der Achtzigejahre" ("Из неопубликованных работ 1880-х годов"). Он поступил так в знак протеста против вопиющих издательских вольностей, с которыми относилась к наследию брата его сестра и те люди, которые распоряжались его архивом. Эти поздние записки трудно упорядочить хронологически - они не имеют точной датировки в рукописях. Поэтому в ожидании более точной филологической реконструкции мы в большей или меньшей мере должны доверять тем материалам, который нам предоставил профессор Карл Шлехта. Тем не менее ясно, что в рукописях Ницше, кок таковой, книги под названием "Воля к власти" нет. И совсем неясно, каким именно образом он собрал бы воедино все это огромное количество неопубликованных фрагментов.
Во всех ссылках на "Nachlass" я имею в виду издание К. Шлехты и называю соответствующую страницу. Увы, читатели, не владеющие немецким языком, не смогут убедиться в правильности моего перевода и, что более важно, не смогут определить контекст фрагмента, который я цитирую. Некоторые положения, касающиеся учения о вечном возвращении, взяты мной из лейпцигского издания сочинений Ницше (1901), поскольку я не смог найти их в издании Шлехты - обещанный предметный указатель к этому изданию до сих пор не вышел в свет (В конце концов он вышел в свет, но случилось это в том же году, в каком вышла и книга Данто. Таким образом, использовать это издание Данто не мог. )
За исключением "Nachlass", все остальные работы существуют в приемлемых или даже блестящих английских переводах. Я даю такую сноску к цитатам, что читатели смогут обнаружить соответствующий фрагмент в любом издании на любом языке. К каждой цитате сноска делается не на номер страницы, а на номер афоризма. Римские цифры обозначают главы, где помещен соответствующий афоризм, например, если Ницше начинает нумерацию афоризмов в каждой новой главе заново. Так, сноска GM, II, 20 расшифровывается следующим образом: "Генеалогия морали", глава II, афоризм 20, Ницше не всегда нумерует отдельные части своих книг, однако он периодически обновляет нумерацию входящих в них афоризмов. В этих случаях римская цифра указывает на часть книги, а арабская - на афоризм. В книге "Так говорил Заратустра", однако, Ницше нумерует главы, точнее части, зато афоризмам дает название. Иногда афоризм растягивается на несколько страниц, так что от читателя потребуется терпение, чтобы найти строки, которые я цитирую. Однако более точное цитирование ограничивало бы гибкость, которая требуется большинству изданий и переводов. В заключение отмечу, что, поскольку третий том издания К. Шлехты содержит обширную подборку из переписки Ницше, я при цитировании соответствующих писем указываю адресата и дату написания письма. И в этом случае цитируемые мною места могут быть найдены в любых изданиях, где помещена переписка философа. (В данном месте следует сделать весьма пространное примечание, касающееся техники цитирования в настоящем русскоязычном издании.)
1. Несмотря на то, что сам автор утверждает, что прибегает к цитированию текстов Ницше лишь в исключительных случаях, этих случаев по всей книге набирается изрядное количество. В этом плане его книга мало чем отличается от всех других книг о Ницше где процент цитат (прямых или скрытых) и вовсе занимает половину авторского текста.
2. Самая большая проблема заключается в том, что тексты Ницше в переводе на английский язык, сделанные самим Данто, оказываются едва узнаваемыми, когда мы соотносим их с опубликованными (иногда очень хорошими, а иногда и весьма приблизительными) переводами на русский язык. Так или иначе, мы ориентировались именно на изданные на русском языке тексты, в полной мере осознавая неадекватность многих из них (особенно тех, что появились в начале века и затем тиражировались уже в наше время). - Прим, перев.