Глава 7. UBERMENSCH И ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

I

Ницшеанский нигилизм, т. е. его идея, что в мире не существует объективного и предшествующего той форме, которую мы сами придаем ему, порядка или структуры, имеет, как считает философ, своим следствием то, что люди, согласные с этим утверждением, не подвержены искушению непочтительного отношения к человеческой жизни из-за того, что она, дескать, контрастирует с чем-то вечным, неизменным или изначально благим. Как метафизик, он стремился нарисовать картину мира, существующего на самом деле, - и оказалось, что картина пуста, коль скоро мир не имеет ни структуры, ни порядка. Таким образом, у людей не должно больше быть иллюзий ни в отношении мира, ни в отношении самих себя, и, освободившись от ошибочных взглядов, они могли бы приступить к осуществлению своей подлинной задачи - возвысить человечество до такой степени, какой ранее оно никогда не достигало. Ницше полагал, что люди не смогли осуществить свое жизненное предназначение, т.к. они приняли то, что он расценивал как совершенно ложные философские посылки; поэтому-то он и придавал такое большое значение философской критике. В этом он чувствовал настоятельную необходимость, что удивительно для философов, которые, как правило, не склонны предполагать, что их откровения будут оказывать прямое воздействие на поведение людей, так как ему казалось, что только через адекватное философское понимание люди смогут избавиться от смирения перед недостойным их положением, в которое их заключили обычай и дурные привычки мышления. Его философия, как он надеялся, не сможет служить инструментом обеднения, унижения или стагнации жизни. И он чувствовал, что ему выпала огромная удача "после целого тысячелетия искажения и путаницы однажды снова найти путь, который ведет к Да и Нет"'. Я надеюсь, что у нас уже есть определенное представление о том, чему он говорил "нет". Теперь нас будут интересовать его позитивные идеи.

По крайней мере, две из его позитивных идей, каждая из которых загадочна сама по себе, однако обе они, как это будет показано, связаны друг с другом, представлены в произведении "Так говорил Заратустра", которое сам Ницше считал шедевром. Исторический Заратустра (Зороастр) верил в то, что мир является ареной всеохватывающего конфликта между двумя космическими силами, одна из которых добро, другая - зло. Наш долг в этой борьбе, учил Заратустра, состоит в том, чтобы становиться на сторону светлых сил. Но поскольку Ницше находился "по ту сторону добра и зла", то он не верил в космологию Дзен-Авесты. Однако раз Заратустра был первым, кто совершил ошибку, полагая, что моральные ценности являются объективными характеристиками универсума, он же должен стать первым, кто исправит ошибку и будет агитировать в пользу новой философии. Так что Ницше избрал его своим "сыном" и литературным персонажем, устами которого была высказана его собственная философия.

Ницшевский Заратустра провозглашает относительность всех ценностей и моральных оценок, на разный манер повторяя, что каждый народ прежде был привержен различным системам ценностей, выработанным им в соответствии с местными условиями его существования. Он говорит, что имеется тысяча целей. И, следовательно, человечество, как таковое, не имеет единственной цели или всеобщей морали:

"Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цепи".

Заратустра и хочет заполнить эту моральную лакуну и возвещает объединяющую людей цель. Эта цель - ubermensch (сверхчеловек).

"Смотрите, - заклинает он, - я учу вас о сверхчеловеке! Сверхчеловек- смысл земли".

Это первая из позитивных идей Ницше, которую мы должны рассмотреть.

Я отдал предпочтение немецкому термину "ubermensch" перед известным переводом его на английский язык как "Superman" не столько потому, что он был впоследствии использован сценаристами и составителями комиксов (полагаю, что читатели философских книг способны оставить в стороне подобные второстепенные ассоциации), а потому, что префикс super - не может не вводить в заблуждение. В связи со словом "человек" возникает значение, что ubermensch - это Сверхчеловек. И он мог бы быть таковым, но каким образом? Существует сверхчеловеческая сила, ум, страсть, стойкость - и без уточнения контекста слова Ницше могли бы быть поняты как призыв воплотить в жизнь гораздо более атлетический идеал, чем он сам предполагал. Некоторые из комментаторов Ницше использовали благонравное "Overman", но оно, по крайней мере для меня, звучит слишком высокомерно с его аллюзиями к повелителю и надзирателю и в действительности не позволяет избежать тех нежелательных конкретизации, которые, как оказалось, содержатся в слове "Superman". Если использовать префикс over -, то в значении "over the hills far away" ("над холмами и гораздо выше"), а не в значении "I take my orders from the man over me" ("я получаю указания от вышестоящего человека"): он означает как запредедьностъ, так "и превосходство, однако ни одно из этих значений не присутствует в префиксе super. Если бы я хотел быть эксцентриком, я использовал бы имеющийся в английском языке префикс preter-, как в словах "preternatural" ("противоестественный") или "preterhuman" ("нечеловеческий"). Но это могло бы сильно напоминать о призраках, а слово "preterman" вводило бы в заблуждение. Поэтому я решил оставить немецкое слово непереведенным. Таким образом, как в случае с неопределяемым термином, включенным в систему аксиом, мы сможем установить его значение через контексты, в которых он встречается, и тем самым удовольствуемся неявным определением.

Идея об Ubermensch (сверхчеловеке), при всей ее дурной славе, ли может быть обнаружена в каких-то сочинениях Ницше, за Исключением "Заратустры". Она отличается от большинства характерных для него взглядов, которые изложены в его весьма обширном наследии. Даже в "Заратустре" ничего конкретного, по существу, не говорится. В качестве идеала, к которому мы должны стремиться в своем человеческом обличье, эта идея выступает как исключительно неопределенная и неконкретная цепь. Ubermensch (сверхчеловек) противопоставляется тому, кого Ницше называет "последний человек" (der Letzte Mensch), и кто стремится как можно больше походить на всех других, который счастлив просто потому, что счастлив: "Счастье найдено нами", - говорят последние люди, и моргают". Это - стадный человек современной ему эпохи, и Ницше-Заратустра презирает его. Тем не менее он не будет уточнять цель, поскольку он имеет в виду людей - неважно, кого конкретно и где они проживают, - которые благодушны, безропотны и готовы довольствоваться самими собой, принимая мир таким, каким он им дан. Эти люди, как я полагаю, считают, что человеческие существа - это как раз то, чем они являются, что человеческая природа не может быть изменена. Против этого Заратустра говорит:

"... человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?

Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?..

Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью...

В человеке важно то, что он мост, а не цепь: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель".

Человек одновременно переход и гибель. Мы превосходим себя, преодолевая нечто в самих себе, и это то, что гибнет и оставляется нами. Мы погибаем главным образом как человеческие существа ради того, чтобы стать чем-то более возвышенным. Человеческая жизнь есть жертва (или должна ею быть) во имя не чего-то транс- или экстрачеловеческого, а во имя достижимого для нас, жертва, придающая нам силы преодолеть (частично) самих себя. В отличие от аскетического идеала этот идеал не является деморализующим. Он не подчеркивает нашу никчемность, а определяет наши достоинства как находящиеся в процессе изменения. Мы превосходим себя вчерашних, но еще не доросли до себя будущих, и нам предстоит найти более возвышенный образ себя как человеческих существ. Ubermensch (сверхчеловек) - это не белокурая бестия. Белокурая бестия остается позади, будем надеяться, навсегда. Ubermensch (сверхчеловек) - впереди.

"Хорошо, - кто-то может заметить, - давайте продолжим далее". Что же именно нам нужно делать? Простые призывы стать лучше вряд ли помогут ребенку, который не имеет понятия, что означает "быть лучше". Возможно, он понимает только то, что кое-какие поступки, которые он совершает, больше делать не следует. Возможно, он перестанет совершать некоторые из них. Это может сделать его лучше. Однако предмет разговора об Ubermensch. (сверхчеловеке) связан конечно же не только с тем, чтобы перестать делать нечто, что мы делали ранее, а с тем, чтобы двинуться в новом направлении. Но куда? К какому конечному пункту? Вероятно, Ницше заслуживает упрека в том, что оставил данный вопрос до такой степени открытым. Его сестра уверяла Гитлера, что он и есть тот, кого имел в виду брат, когда говорил об Ubermensch (сверхчеловеке). Читатели старшего поколения верили, что Ницше подразумевал некий конкретный образ, взятый, по крайней мере, из прошлого. Ницше был убежденным почитателем героев. Он высоко оценивал Гете, Наполеона, Микеланджело, Юлия Цезаря и, что наиболее странно, Чезаре Борджиа. Разумеется, он был отнюдь не единственным, у кого вызывали восхищение все эти люди. Они представляют собой образцовые примеры (за исключением Борджиа) великих людей. Но было бы несерьезным и бесполезным делом утверждать, что наш идеал должен быть похож на них. Мы не могли бы сделать и первого шага, если бы не выказывали им хотя бы показного уважения. По крайней мере, в недавнем прошлом на каждого аскета, ввергавшегося в состояние самоуничижения и протеста при сопоставлении себя со своей безнадежной мечтой о добродетели, приходятся сотни тех, которые сокрушались по поводу скупости судьбы, не наделившей их талантами этих великих героев. Если Ubermensch (сверхчеловек) должен быть неаскетическим идеалом, он должен быть достижимым, а его реализация должна преисполнять нас чувством избранности и значимости. Но в действительности нет смысла вглядываться в прошлое в поисках примеров, поскольку в нашей истории еще никогда не было ни одного Ubermensch (сверхчеловека). Ницше пишет:

"Душное сердце и холодная голова - где они встречаются, там возникает ураган, который называют "избавителем".

Поистине, были люди более великие и более высокие по рождению, чем те, кого народ называет избавителями, эти увлекающие все за собой ураганы!

И еще от более великих, чем были все избавители, должны вы, братья мои, избавиться, если хотите вы найти путь к свободе!

Никогда еще не было сверхчеловека! Нагими видел я обоих, самого большого и самого маленького человека.

Еще слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже самого великого из них находил я - слишком человеческим!"

Мы можем, если захотим, рассматривать это в качестве формулы характера. "Душное сердце плюс холодная голова минус человеческое, слишком человеческое". Однако все это, будучи отделенным от экстравагантного языка и стремительных модуляций песен Заратустры, окажется слабой и слишком знакомой рекомендацией, являющейся, пожалуй, прямым продолжением моралистической традиции. Она говорит лишь, что мы должны стремиться держать под контролем как нашу эмоциональную, так и интеллектуальную жизнь, не ущемляя одну в пользу другой, и что мы не должны быть мелочными и "просто" человечными. Есть некоторая ирония в том, что Ницше наименее оригинален там, где он оказался наиболее влиятельным. Речь идет о древнем, почти языческом идеале, а именно: страсти нужно обуздывать, а не подавлять, в противоположность позиции тех, кто исповедует воздержание, скрывая порочные стремления, а ведь это последнее было официальной моральной рекомендацией до совсем недавних времен.

Следовательно, Ubermensch (сверхчеловек) - это не белокурый гигант, подавляющий своих более мелких собратьев. Это просто радостное, безвинное, свободное человеческое существо, обладающее инстинктивными побуждениями, которые, однако, не порабощают его. Он - господин, а не раб своих побуждений, и, следовательно, он в состоянии что-то сотворить из себя, нежели стать продуктом инстинктивных проявлений или внешних препятствий. Сверх этого Ницше мало говорит о деталях, за исключением выражения скрытой похвалы тем, чьи страсти обращены на создание научных, художественных или философских произведений. Он сделал идею об Ubermensch (сверхчеловеке) изменчивой, а не устойчивой, чтобы ей придали ценность те из нас, кому удастся воплотить ее. Если Ubermensch (сверхчеловек) воспринимался как задира, чья радость состоит в грубой демонстрации силы, то в этом Ницше должен винить только самого себя. Его примеры вводили в заблуждение относительно его принципов. Когда в "Ecce homo" он пишет, что Ubermensch (сверхчеловек) может быть обнаружен скорее в Чезаре Борджиа, чем в Парсифале, он не утверждает, что Чезаре Борджиа и есть Ubermensch (сверхчеловек) или что он является его моделью во всем, кроме того, в чем он отличается от Парсифаля. Но Парсифаль - это оперный герой позднего Вагнера, против которого Ницше выдвигает два обвинения: что он целомудренен и что он является христианином. Этот упрек частично был вызван желанием шокировать, а частично является примером тонких инверсий и частных намеков и шуток, которыми изобилуют сочинения Ницше. Он никогда не был столь дисциплинированным, чтобы писать собственно для публики, и нужно быть хорошо знакомым с его биографией, чтобы не воспринимать буквально то, что нередко представлялось лишь каламбуром для посвященных. Его величайшим несчастьем был тот буквализм, с каким его интерпретировали даже наиболее симпатизировавшие ему критики. В его сочинениях очень много сугубо личного, что вообще не имеет отношения к философии. А как он писал Якобу Буркхардту, "все личное в действительности только комично".

II

Как представляется, Ницше считал, что идеал Ubermensch (сверхчеловека) не может быть достигнут или реализован автоматически, в ходе естественного развития событий. В этом отношении его учение является чем угодно, только не разновидностью дарвинизма. Действительно, мы знаем, что Ницше считал, что выживают и доминируют негодные и что все большее и большее количество индивидов, которые становятся все более и более похожими друг на друга, должны будут со временем подавить своей численностью исключительных личностей, которые могли бы прорваться к новой перспективе и более возвышенной форме жизни. Временами он говорит, что раз ухудшения в человеческом материале были столь значительными единомыслие и единообразие мировоззрений приняли столь широкие масштабы, то дальнейшее развитие и прогресс просто невозможны - неизбежно последует нивелировка человеческого типа и приостановка духовной эволюции. Ницше предупреждает - или это делает Заратустра - об опасностях, исходящих от "последнего человека":

"Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою. Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды своей.

Его почва еще недостаточно богата для этого. Но эта почва будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое дерево не будет больше расти на ней.

Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится дрожать!..

Горе! Приближается время, когда человек не родит более звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.

Смотрите! Я показываю вам последнего человека".

Бесспорно, это звучит как предсказание все возрастающей, если так можно выразиться, человеческой энтропии из-за всеобщего снижения активности ввиду отсутствия внешних источников энергии для маневрирования и противодействия естественному движению к распаду, а также неизбежного уменьшения свободной энергии. В действительности Ницше не верил, что "последний человек" в указанном смысле слова когда-либо будет или мог бы существовать. Не будет и не может быть последней стадии в человеческом развитии или чего бы то ни было подобного, И это, как он предполагал, может быть доказано. Если можно было бы прийти к конечному пункту развития, то он уже был бы достигнут. Если он был бы достигнут, то никакие изменения не были бы возможными. Но изменения имеют место, поэтому, финальное состояние не достигнуто, и, следовательно, оно никогда не наступит.

"Если бы мир имел цель, - пишет Ницше в посмертно изданных записках (Nachlass), - она уже должна была быть достигнута. Если бы имелось бесцельное конечное состояние для мира, то оно опять-таки должно было бы быть достигнуто..."

Коль скоро оно не достигнуто, его не существует. Здесь заключен как исходный пункт, так и следствие его наиболее экзотической идеи - Вечного Возвращения. Это - вторая из его позитивных идей, которые мы должны рассмотреть.

Вечное Возвращение - это идея о том, что все происходящее случается снова и, что бы ни происходило, это является повторением уже происшедшего ранее; все это будет происходить снова точно в таком же виде вечно. Не происходит ничего такого, что не случалось бы ранее бесчисленное количество раз и что не случится снова в вечном повторении того же самого. У всего этого нет начала и нет завершения; и нет также промежуточного состояния в истории мира: все, что есть, - это монотонное возвращение к прошедшему событию ныне и во веки веков. Заратустра присаживается вместе с карликом, который в соответствии с аллегорией данной книги персонифицирует дух тяжести. Заратустра излагает ему свои идеи:

"От этих врат Мгновенья уходит длинный, вечный путь назад: позади нас лежит вечность.

Не должно ли было все, что может идти, уже однажды пройти этот путь? Не должно ли было все, что может случиться, уже однажды случиться, сделаться, пройти?

И если все уже было - что думаешь ты, карлик, об этом Мгновенье? Не должны ли были и эти ворота уже - однажды быть?

И не связаны ли все вещи так прочно, что это Мгновенье влечет за собой все грядущее? Следовательно - еще и само себя?

Ибо все, что может идти, - не должно ли оно еще раз пройти - этот длинный путь вперед.

И этот медлительный паук, ползущий при лунном свете, и этот самый лунный свет, и я, и ты, что шепчемся в воротах, шепчемся о вечных вещах, - разве мы уже не существовали?

- и не должны ли мы вернуться и пройти этот другой путь впереди нас, этот длинный жуткий путь, - не должны ли мы вечно возвращаться"

В той же книге Заратустра, выздоравливая, говорит сопровождающим его животным следующее:

"Теперь я умираю и исчезаю, - сказал бы ты, - и через мгновение я буду ничем. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причинности, в которую вплетен я, опять возвратится - она опять создаст меня! Я сам принадлежу к причинам вечного возвращения.

Я снова возвращусь с этим солнцем, с этой землею, с этим орлом, с этой змеею - не к новой жизни, не к лучшей жизни, не к жизни, похожей на прежнюю:

- я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей".

Я привел столь длинную цитату, чтобы недвусмысленно показать, что в действительности Ницше говорил не то, что несходные события повторяются, не то, что сходные примеры всегда подпадают под один и тот же закон, ничего из того, что обычный здравый смысл мог бы предположить относительно его идеи, - он имел в виду, что все конкретные и определенные вещи постоянно возвращаются вновь и вновь, именно те самые вещи, а не просто их подобия. Он предчувствовал, что эта идея должна стать самой главной в его учении, но одновременно и наиболее ужасной, столь ужасной, что он с большой неохотой вообще говорил о ней. Овербек сообщает нам, что Ницше говорил о ней шепотом (подобно тому, как Заратустра говорит с карликом) и подразумевал под ней некое неслыханное откровение. Лу Саломе сообщает о "незабываемом моменте", когда Ницше доверил ей это учение, говоря "тихим голосом". Сам же Ницше сообщает точное место и время - вблизи возвышенности Сильс-Мария в августе 1881 г. "в шести тысячах футов по ту сторону человека и времени" - именно тогда явилась эта идея, которую он характеризовал как "высшую формулу утверждения, которая вообще может быть достигнута"; она пришла к нему как мистическое озарение. По свидетельству Лу Саломе, он всячески сопротивлялся тому, чтобы представить эту идею общественности до тех пор, пока он не найдет научных подтверждений, в силу чего она непременно должна быть принята. Он считал ее "наиболее научной из всех гипотез". Он пришел к уверенности, что она совершенно неуязвима с научной точки зрения. Я попытаюсь реконструировать доказательство, основанное на его аргументации, хотя очень похоже, что демонстрация его доводов в пользу уверенности в ее истинности менее важна для понимания сути этой идеи, чем его доводы в пользу того, что вера в нее является важным делом.

III

Помимо поэтико-герменевтических прорицаний Заратустры и одного-двух упоминаний в книгах "По ту сторону добра и зла" и "Ecce Homo" (и в нескольких ранее высказанных намеках в "Веселой науке") учение о вечном возвращении не встречается в каких-либо опубликованных Ницше сочинениях. Даже тогда, когда оно объявлено и представлено, не делается никакой попытки его аргументировать или доказать. И только в "Nachlass", хотя и неизвестно, насколько серьезно можно к этому относиться, есть набросок книги, которая должна была называться "Вечное возвращение: пророчество". В ней должны были быть представлены теоретические предпосылки и следствия учения, его доказательство, его возможные последствия в случае, если к нему относится с доверием, а также некоторые предположения относительно того, как с ним можно примириться, размышления о его роли в истории и т. д. И все же "Nachlass" - это фрагментарный и дискуссионный материал, так что остается вопрос, можно ли анализировать книгу, которая не сформирована в литературном отношении и осталась лишь в посмертно опубликованных записках. Очевидно, что Ницше очень серьезно размышлял над своим учением, разрабатывая его в наиболее плодотворный период своего творчества, т. е. в 80-е гг. XIXв. В некотором отношении он даже рассчитывал продолжить студенческую жизнь, изучая естественные науки, для того чтобы найти дополнительные подтверждения для своего учения, которое, как он полагал, обладает величайшей важностью.

Вряд ли возможно что-либо вроде свидетельства в пользу учения о вечном возвращении в каком бы то ни было элементарном смысле слова "свидетельство". Мы не можем, например, обнаружить каких-либо следов иного и в точности похожего мира или его состояния в том мире, каков он есть на сегодняшний момент. Если эти миры 8 точности повторяют друг друга, то никаких следов или отметин, оставленных одним миром в другом, позволяющих их различить, не будет - любые следы, оставленные в одном мире, являются полными копиями того, что имеет место в другом. Подчеркнем еще раз, ни один наблюдатель не сможет установить тот факт, что два мира являются абсолютно идентичными, поскольку он сам - часть вечного возвращения, и его наблюдения будут иметь значение лишь как элемент в отдельно взятом мировом событии, и в точности такие же наблюдения будут воспроизводиться в каждом мировом событии. Абсурдными будут попытки отыскать нечто ископаемое, оставшееся от предыдущего цикла. Когда две вещи настолько похожи друг на друга, что, в принципе, нет возможности их разделить, ничто не может свидетельствовать о том, что речь должна идти о двух разных вещах. Если о них можно говорить как о разных вещах, то следует указать именно на то, что их различает, а это не соответствует исходной гипотезе. Узколобый верификационист мог бы оценить данное учение как бессмысленное, но никому не принесет пользу применение сомнительного критерия значения в данном случае.

Если считать, что мир есть вечное повторение, и если стремиться найти подтверждающие это данные, то это должно быть сделано в первую очередь относительно предпосылок, которые имеют своим следствием учение о вечном возвращении. Именно такое доказательство и искал Ницще:

"Если решиться утверждать, что мир обладает определенным количеством силы и определенным количеством центров силы - и что любая иная идея безосновательна и, следовательно, непригодна, - то из этого следует, что выпадает исчислимое количество комбинаций в величественной игре в кости в ходе мирового развития. За бесконечное время все возможные комбинации уже должны были выпасть, более того, каждая из них должна была выпадать бесконечное число раз. И, следовательно, между каждой комбинацией и ее повторением все предшествующие

комбинации должны быть пройдены, и каждая из этих комбинаций определяет всю последовательность комбинаций, поэтому имеет место весь цикл абсолютно идентичных следствий. Мировой цикл уже бесконечное число раз повторял самого себя, и эта игра будет происходить in infinitum "

Здесь мы имеем дело с явной подтасовкой фактов. Первая часть рассуждения не отвечает замыслу Ницше: это не более чем формулировка чего-то напоминающего частотную теорию вероятности - и на это указывает образ игры в кости, - где вероятность всех имеющихся альтернатив приблизительно становятся равными по мере того, как число попыток бесконечно увеличивается. Это вряд ли может помочь, так как дело заключается не в том, с какой частотой выпадают те или иные комбинации, а в том, что одни и те же комбинации выпадают постоянно, то есть вся последовательность комбинаций повторяется в прежнем виде. Вторая часть рассуждения вообще представляет собой нечто неожиданное, в отношении чего может возникнуть сомнение в осмысленности. Наиболее близкое по смыслу изложение данной мысли таково:

"Количество силы определенно, ничего "бесконечного" - воздержимся от такого расширения понятия! Следовательно, число состояний (Lagen), изменений, комбинаций и развитии этой силы чудовищно велико и практически "необозримо", однако во всяком случае определенно и не бесконечно... Но поскольку время, в течение которого Вселенная использует эту силу, бесконечно, то есть сила вечно равна и вечно действует, - до настоящего момента уже протекла бесконечность, то есть все возможные развития должны были уже осуществиться. Следовательно, наблюдаемое развитие должно быть повторением".

Я попытаюсь воспроизвести данный аргумент и добавить к нему некоторые идеи, в которых, как мне кажется, выводы Ницше нуждаются.

Давайте перечислим три положения, которые, как это следует из приведенного фрагмента, Ницше считал истинными и взаимосвязанными:

1. Суммарная энергия Вселенной конечна.

2. Число состояний (Lagen) энергии конечна.

3. Энергия сохраняется.

Совершенно ясно, что данные положения не связаны друг с другом. Истинность положения (3) совместима с истинностью и ложностью положения (1), и наоборот. Положение (2) может быть ложным, даже если оба положения (1) и (3) являются истинными. Как представляется, Ницше рассматривал положение (2) как вытекающее из положения (1), но это неверно. Не оставляет сомнений то, что он не разъяснил, каким образом термин "состояние" должен применяться, и в этой связи трудно сказать, является ли положение (2) истинным или ложным. В то же время ясно, что можно дать абсолютно естественную интерпретацию Lagen, в рамках которой (1) и (3) будут истинными, а (2) - ложным, и тогда вся конструкция Ницше рассыпается. Представите себе устойчивую энергетическую систему с конечным количеством энергии. Чтобы упростить ситуацию, допустим, что ее количество равно конечному числу, например 6. Предположим, что часть энергии является кинетической. Предположим также, что по мере того, как кинетическая энергия возрастает, потенциальная энергия уменьшается; их соотношение таково, что, если последняя приближается к 0, первая приближается к 6. К этим предельным значениям можно приближаться бесконечно, так и не достигнув их. Теперь допустим, что Lage означает "количество кинетической энергии плюс количество потенциальной энергии в любой данный момент времени". Следовательно, возможно бесконечное число Lagen, и ни для одного из них нет необходимости повторяться. Б соответствии с такой моделью (1) и (3) были бы истинными, а (2) - ложным. Следовательно, (2) не зависит от (1) и (3).

Но как из (1) и (3) может следовать, что какое-то единичное lage повторяется бесконечное число раз? Ответ таков: эти два положения не обеспечивают данного вывода. Дополнительно нам нужно принять следующие положения:

4. Время бесконечно.

5. Энергия существовала всегда.

Теперь (5) утверждает, что энергия вечна в своем существовании, и (3) - что всегда имелось одно и то же количество энергии, в то время как (1) заверяет нас в том, что это количество конечно. Интерпретируя (2), предположим, что существует три различных состояния энергии (energy-Lagen): А, В, С. Предположим, что каждое из них впервые обнаружилось определенное время тому назад, допустим, в моменты t3, t2 и t1. Предположим также, что А впервые случилось в t3. Тогда до t3 уже существовали Lagen, и это допускает наша модель. Но из (5) следует, что до этого времени уже должна была существовать энергия, из (4) следует, что имело место это "до этого времени", когда существовала энергия, и из (3) следует, что количество энергии до и после t3 оставалось одним и тем же. Однако в соответствии с нашей гипотезой, по крайней мере, одно из трех Lagen должно было существовать до t3, либо, что означает то же самое, не может быть первого появления для каждого из Lagen. В связи с этим, по крайней мере, одно из указанных Lagen должно было появляться бесконечное число раз, но мы не знаем, которое из трех. Возможно также, что два из указанных Lage могли повторяться, но ограниченное число раз.

Допустим, что А повторялось бесконечное число раз до того, как В впервые появилось. Тогда 3 стало бы переломным пунктом во времени, до которого продолжалась череда бесконечных повторений А. Но теперь встает вопрос (и здесь мы должны вспомнить принципы, содержащиеся в наших положениях), какой смысл было бы утверждать, будто А повторяется бесконечное число раз, если ничто другое не появляется? Не уместнее ли говорить лишь об одном событии, которое длится вечно? Ницше исключил бы такую возможность, потому что она обосновывает равновесное состояние, и он был бы прав, поскольку равновесие, будучи однажды достигнуто, могло бы сохраняться вечно. Если бы было только А во всей вечности, то никакие изменения не были бы возможны, ибо не существовало бы ничего, кроме А, а внесение чего бы то ни было извне нарушило бы положение (3). Положение (3) нарушалось бы и в том случае, если бы ничего не происходило между двумя любыми повторениями событий А. Давайте поэтому примем еще одно положение, которое в самом общем виде можно сформулировать так:

6. Изменение вечно.

Простейшей разновидностью изменения было бы изменение пары Lagen А и В. В соответствии с нашей моделью и положениями от (1) до (6) мы можем доказать, что, по крайней мере, два Lagen имели место бесконечное число раз. Это вполне совместимо с оставшимся Lage возникавшем конечное число раз. Теперь представим, что мы имеем дело с бесконечной последовательностью изменений: ... А-В-А-В-А-В-А ... И вновь происходит нечто переломное - событие С. Значит, С впервые случилось определенное время тому назад. К сожалению, ничто пока этому не противоречит. Однако если мы добавим к построениям Ницше еще и

7. Принцип достаточного основания,

то сможем исключить первое появление С. Это означает, что должно быть достаточное условие для С. И это может быть либо А, либо В, ибо это все, что допускает наша модель. Поскольку каждое из них происходило конечное число раз, С также должно было происходить конечное число раз. Следовательно, С также никогда не происходило впервые.

Мы можем добавить к нашей модели любое конечное число состояний и, используя приведенные выше аргументы, сможем рекурсивно продемонстрировать, что ни одно Lage не может произойти впервые. Эти аргументы использовались без какой бы то ни было ссылки на пространство, то есть я думаю, что мы можем считать пространственные аспекты не относящимися к делу. Как представляется, Ницше чувствовал, что если бы пространство было бесконечным, то мир должен был бы оказаться в статическом равновесии, и это уже должно было произойти, а раз нет, то пространство должно быть конечным ". С логической точки зрения все это необязательно, хотя вполне возможно, что из некоторых используемых посылок выводимы следствия относительно пространства. Аргументы - в том виде, как я их построил - конечно же не могут считаться доказательством против возможности творения ex nihil (из ничего), последнее как раз в значительной степени допускается положениями (3), (4) и (5).

Из этой смеси метафизических и научных положений, включая первый закон термодинамики, мы сможем вывести доказательство, которое в полной мере соответствует учению Ницше и которое на самом деле противоречит второму закону термодинамики. Ницше определенно осознавал, что если он был прав, то второй закон термодинамики являлся ошибочным:

"Если механика не может избежать выведенного из нее Уильямом Томпсоном следствия о том, что должно существовать конечное состояние, то тем самым механика опровергнута"

В действительности же в статистической механике есть ряд теорем, например эргодическая гипотеза, совместимость которой с принципом энтропии трудно установить. В 1890 г. Пуанкаре доказал теорию "фаз", в соответствии с которой любая механическая система, удовлетворяющая ряду условий, описываемых статистической механикой, должна за достаточно продолжительный период приближаться бесконечно близко к любому данному ее состоянию бесконечное число раз. Но понятие "бесконечного приближения" слишком далеко от учения Ницше, чтобы иметь в нем применение. Бурное развитие науки началось уже после Ницше, и во всех отношениях обсуждение этого развития выходит за рамки проблематики данной книги.

IV

Научные открытия или научные теории время от времени вызывали уныние или радость в душах философов. Те, кто верит в свободу воли, будут страдать в эпоху господства классической механики и с удовольствием воспримут квантовую механику, полагая, что как раз в ней-то и содержится научное подтверждение их излюбленного верования. Второй закон термодинамики с вытекающим из него следствием, что в целом Вселенная охлаждается и что, поскольку нет никакого внешнего источника тепла, она должна через определенное время достичь состояния максимальной дезорганизации, что и будет ее концом, - все это приводит в уныние оптимистически настроенных мыслителей, несмотря на то, что данное предсказание реализуется лишь в весьма отдаленном будущем. Все это было характерно для первых лет XX в. и последних лет XIX в., когда, вероятно, оптимизм был выше, чем сейчас, и даже имел космическое измерение. Даже сегодня находятся люди, которые содрогаются при мысли об этой ужасной перспективе. Взаимоотношения между наукой и философией сложны, и правильность выводов, которые соединяют эти области, чрезвычайно уязвима для критики. Тем не менее, люди часто искали философские подтверждения в науке или как-то психологически реагировали на научные учения, ибо те, в свою очередь, побуждали их думать о философских интерпретациях этих учений. Именно таким образом обстояло дело с учением Ницше.

Его первой реакцией, видимо, был полный ужас. Даже если его откровение носило мистический характер, это не исправляет положение. Мистический опыт не всегда бывает воодушевляющим. "Дорогой читатель, подожди, пока ты сам не испытаешь подобного", - писал Е. М. Форстер. В поздний период отношение Ницше к учению о вечном возвращении приобретает просто маниакальные черты. Смешанные чувства воплощены и в афоризме из "Веселой науки":

"Представь себе - однажды днем или, быть может, ночью тебя в твоем уединеннейшем уединении нежданно посетил бы злой дух и сказал бы тебе: "Эту жизнь, которой ты сейчас живешь и жил доныне, тебе придется прожить еще раз, а потом еще и еще, до бесконечности; и в ней не будет ничего нового, но каждое страдание, и каждое удовольствие, и каждая мысль, и каждый вздох, и все мельчайшие мелочи, и все несказанно великое твоей жизни - все это будет неизменно возвращаться к тебе, и все в том же порядке и в той же последовательности... Песочные часы бытия, отмеряющие вечность, будут переворачиваться снова и снова, и ты вместе с ними, мелкая песчинка, едва отличимая от других!". Разве ты не рухнул бы под тяжестью этих слов, не проклинал бы, скрежеща зубами, злого духа? Или тебе уже довелось пережить то чудовищное мгновение, когда ты, собравшись с силами, мог бы ответить ему: "Ты - бог, и никогда еще я не слышал ничего более божественного!"

Оправданием этой вызывающей ужас идеи может служить целый ряд вещей. Должно быть пространство в рамках заданного corso (движение), где возможно лишь ограниченное число комбинаций, каждая из которых в мельчайших деталях повторяется в каждом ricorso (обратное движение, возврвшение), и каждое ricorso о повторяется бесконечно. Нет никакой возможности для появления чего-либо абсолютно нового в мире. Все уже было продумано прежде (пусть хотя бы вами), и все эти мысли вернутся снова (пусть хотя бы к вам). Это может вызвать некоторый испуг: можно вспомнить, как печалила Милля идея о том, что число возможных музыкальных комбинаций является конечным и, следовательно, когда-нибудь все возможности музыки будут исчерпаны. Удовольствие, связанное с предвкушением услышать новое великое произведение, будет утрачено. Сама идея конечного казалась враждебной истинному творчеству, просто несовместимой с ним:

"Мир, рассматриваемый как сила, нельзя считать бесконечным, поскольку он не может мыслиться таковым. Нам не дозволено использовать понятие бесконечной силы, поскольку это несовместимо с понятием "силы". Следовательно, мир не имеет оснований для вечного обновления".

Речь идет не просто о вечной монотонности без всякой надежды на появление чего-либо нового под солнцем, а и о том, что все старое, случившееся под солнцем, будет возвращаться, раз за разом, во веки веков. Это значит, что вопреки проклятиям Заратустры, посредственные людишки всегда будут среди нас:

"- Ах, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!"

Нагим видел я некогда обоих, самого большого и самого маленького человека; слишком похожи они друг на друга, - слишком еще человек даже самый большой человек!

Слишком мал самый большой! - Это было отвращение мое к человеку! А вечное возвращение даже самого маленького человека! - Это было неприязнью моей ко всякому существованию!

Ах, отвращение! отвращение! отвращение! - Так говорил Заратустра, вздыхая и дрожа..."

Вот так все и происходит - монотонность разрушает надежды.

В то же время Ницше чувствовал, что все это отчаяние могло иметь некий ошеломляющий результат. Наиболее важным по своим отдаленным последствиями был тот, что мир должен опровергать любые предположения о том, что он имеет цель, план, значение или конечный пункт развития. То, что всегда остается одним и тем же, очевидно, не сможет стать другим. Следовательно, в конечном счете не существует никакого высшего состояния, на которое мы могли бы надеяться или к которому мы могли бы стремиться. "Это вносит изменения в целый ряд возможных гипотез относительно устройства мира", - пишет он в одном из фрагментов "Nachlass". В другом говорится следующее: "Это самая крайняя форма нигилизма: "ничто" ("бессмысленное") - вечно!" " Данное учение несло определенный вдохновляющий импульс, и это было составной частью отрицания любой формы высшего состояния. То есть невозможно и более низкое состояние, и даже никакое нижайшее состояние не может быть окончательным. Не будет никакого охлаждения, обесцвечивания, никакой фатальной дезорганизации Вселенной, угрожающей ей смертью. Каждое явление, великое или малое, возвратится. Следовательно, каждое явление - вечно. Нельзя окончательно выпасть из круга всеобщего повторения событий. О том, что существует сейчас, можно сказать, что оно было и будет всегда, фактически являясь бессмертным.

"Каждый император постоянно утверждает, что все преходяще, чтобы не придавать событиям слишком большого значения, оставаясь невозмутимым посреди невзгод. Для меня же, напротив, все имеет значение именно потому, что оно быстротечно. Я жажду вечности для каждого события. Кто-нибудь отважится вылить дорогое вино или благовоние в море? Я верю, что все происходившее вечно. И море постоянно исторгает все это из себя".

Итак, в мире ничего не исчезает и ничто не возникает вновь. Все, что есть, - это замерзшее движение, образ, удивительным образом предваряющий леденящую метафизику "Четырех квартетов" Элиота.

В отсутствие цели жизнь не имеет смысла. И аналогично тому во Вселенной, если она бесконечна, тоже нет никакого смысла. Следовательно, человек должен взять это дело в свои руки. Учение о вечном возвращении влечет за собой бессмысленность происходящего, а учение об Ubermensch является своего рода требованием, обращенным к воле человека, чтобы такой смысл существовал. Эти две идеи взаимосвязаны. При заведенном порядке вещей Заратустра всегда возвращается:

"... Я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы скова учить о вечном возвращении всех вещей, - чтобы повторять слово о великом полдне земли и человека, чтобы опять возвещать людям о сверхчеловеке.

Я сказал свое слово, я разбиваюсь о свое слово: так хочет моя вечная судьба..."

Не имеет значения, что мы исчезаем и возвращаемся и снова исчезаем. Важно то, что мы делаем это вечно, важен смысл, вкладываемый нами в нашу жизнь, важна радость от преодоления, каков бы ни был наш удел. И все это делается именно ради дела, а не ради каких-то выгод - они всегда будут одними и теми же. То, что мы делаем, имеет исключительно внутреннее, личное значение либо не имеет никакого значения вообще. Именно мы даем существованию смысл и значение. Мы должны принять на себя этот труд, чтобы наша жизнь имела смысл (хотя мы и не в силах изменить ее в соответствии с нашими пожеланиями): мы должны отстаивать себя, исполняя свое предназначение. Речь идет о третьей позитивной идее Ницше, о которой мы должны сказать.

"Моя формула для величия человека есть amor fati (любовь к судьбе): не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные".

"Мое учение утверждает, - расширяет свою идею Ницше в посмертно опубликованных записках, - что, поскольку ты живешь, ты должен стремиться жить все время. Это твоя обязанность. В любом случае ты снова будешь жить. Коку дано растрачивать свои чувства, пусть делает это. Тот, кому это не дано, пусть не делает этого. Тот, для кого является высшим смыслом следовать приказам и повиноваться, пусть делает это. Ему только следует хорошо знать, что именно дает ему высшее чувство жизни, и ни в коем случае мере нельзя проявлять робость! Вечность стоит того".

Утверждается как императив: поступай так (или будь таким), как ты желал бы поступать, в точности таким же образом (или быть в точности тем же самым) бесконечное число раз во веки веков. Если люди будут неуклонно следовать этому правилу, они избавятся от чувства peccantimenta. В экзистенциалистских терминах это - довод в пользу аутентичности. Он исключает саму возможность другой жизни, в раю или в аду, признавая лишь вечное возвращение к тому, чем мы являемся в этой жизни. Вместо того чтобы мечтать о другом мире, лучше осознать, какой освободительной силой обладает предложенный взгляд на мир.

"Давайте отметим нашу жизнь печатью вечности - призывает Ницше. Подумайте, "какой эффект имело учение о вечном проклятии".

"Эта жизнь - твоя вечная жизнь".