NACHWORT
(Послесловие)

Такова философия Ницше, насколько я оказался способен ее понять. Я стремился представить ее с максимально допустимой для нее степенью систематичности, которая в значительной мере превышает ту, что ей обычно приписывают. Я попытался показать, что существует расхождение между тем, какую роль играют пресловутые утверждения на моральные темы в его философской системе и в его философской репутации. В его системе они являются либо излишне акцентированными конкретизациями общих принципов, которым он следовал, либо, как я предположил, мрачными, экспрессионистскими иллюстрациями тех его текстов, которые были наиболее философскими и абстрактными. Если говорить о тех его редакторах, с которыми он работал, пока был психически здоров, то они были энтузиастами, как, например Питер Гаст, но их интересовала скорее внешняя сторона дела, чем собственно философские принципы. Поэтому его поощряли, более того, провоцировали к тому, чтобы он развернулся во всю ширь свой способности в плане обличения и создания экстравагантной антропологии. Равнодушие к его сочинениям с которым он столкнулся, их замалчивание, которое не смог нарушить даже его "глас вопиющего в пустыне", вероятно, усиливали безответственность в использовании стиля, им практикуемого.

И вот настало время тщательно исследовать его философские идеи и затем вынести решение "за" или "против" них, причем в более зрелой форме, чем он сам был способен или стремился представить их всем и каждому. Моя задача заключалась не в том, чтобы просто навязать свою волю к системе целой галактике фрагментов и афоризмов, из которых составлены его работы, то есть тому собранию, которое критики зачастую оценивают как огромную литературную россыпь, оставленную философом, выражавшим свои мысли в отдельных кусочках, никогда не имевших, так сказать, "родительского тела", к которому все они однажды принадлежали. Однако читатель сам может обратиться к фрагментам, дабы убедиться, прав я или ошибаюсь в своих построениях. Я не смутился бы (хотя у меня и есть аргументы против подобного взгляда), если кто-нибудь сказал бы, что вообще любая конструкция вводит в заблуждение, что Ницше писал на злобу дня, был афористом, что на его формирование не повлиял систематический дух философии. Я был бы поражен только в том случае, если кто-либо обнаружил бы систему, отличную от той, что я только что обрисовал;

К сказанному мне добавить нечего. Более детальный по сравнению с моим анализ годится либо для специального философского журнала, либо для более утонченного и узкого исследования. На этих заключительных страницах я лишь попытаюсь снова поднять вопрос, касающийся статуса ницшевской философии, отталкиваясь от его собственной концепции философской деятельности. Была ли и его собственная философия результатом простого соглашения, фикцией и волей к власти? Если сформулировать этот вопрос проще, однако, отнюдь не менее раздраженно, то получится так: входило ли в его намерение, когда он говорил, что ничто не истинно, сказать нечто истинное? И если он преуспел, то он, разумеется, потерпел неудачу, поскольку если истинно, что ничего не истинно, то что-то все-таки истинно. Если ложно, то опять нечто истинно. И вновь: если то, что он утверждает, столь же произвольно, как и то, что он, в плане критики, адресует любой другой философии, то почему мы должны соглашаться с ним, если отвергаем других? А если его утверждения не произвольны, то как они могут быть правильными? Каким образом то, что он утверждает, может быть истинным, если он относится к истине так, как говорит? Я убежден, что Ницше остро чувствовал эти трудности. Как он писал в книге "По ту сторону добра и зла":

"Положим, что это тоже лишь толкование - и у вас хватит усердия возражать на это? - ну что ж, тем лучше".

Я полагаю, он сказал бы, что нам следует судить о нем в соответствии с теми критериями, которые мы фактически всегда и применяли вопреки своим философским заявлениям: работает ли его философия в жизни?. И он мог бы продолжить: если вам не нравится та форма, которую я даю вещам, то придайте им свою собственную. Ведь философия является творческим занятием, и путь всегда открыт. Философия - это состязание воли с волей. В той мере, в какой вы противостоите моей философии, вы занимаетесь философией и подтверждаете ее.

Я сомневаюсь, что каждый читатель был бы удовлетворен подобным ответом, ибо не уверен, что это и есть ответ; Однако мне нечего предложить взамен. Мы сталкиваемся здесь с пределами, .которые обнаруживаются у любой системы, когда нам приходится говорить о самой системе, не находясь внутри нее. Что же дает право использовать точку зрения, расположенную за пределами претендующей на всеобщность системы, в качестве точки опоры? И вообще, как это возможно?; Я отвечу, обращаясь к другому фрагменту книги, которую только что цитировал:

"Всякая философия скрывает, в свою очередь, некую философию; всякое мнение - некое убежище, всякое слово - некую маску".

За философской системой Ницше стоят допущения, обладающие глубокой философской природой, но они настолько глубоко погружены в форму его мысли, что он, вероятно, так никогда и не осознал, что они там. До какой степени они ложны, или до какой степени то, что, окажись они таковыми, могло бы подействовать на остальную часть его философии, - на эти вопросы трудно найти ответ. Я коротко скажу лишь об одном допущении.

В нескольких местах, там, где речь идет о воле к власти, Ницше высказывается в столь откровенной манере, как будто речь идет о неоспоримой истине. Он заявляет, что воля может действовать только на волю. Это как раз та разновидность утверждения, по отношению к которым учатся быть осмотрительными в философских текстах, и в данном случае едва ли можно сказать, что Ницше был образцовым учеником. Те, кто обращался к воле как к каузальной способности, делали это, как правило, дабы объяснить нечто такое, что они находили загадочным, - действие сознания на тело: мы движем рукой благодаря "волевому акту". Данная теория стала в последние годы, по существу, объектом широкой философской критики, и хотелось бы признать Ницше ранним застрельщиком в этом концептуальном нападении. Насколько необычно выглядела бы ситуация, если бы Ницше действительно был союзником в этом деле, ибо за его критикой стоял странный, самоуверенный тезис о том, что воля может действовать только на волю, а "не на материю", как он добавлял. Почему воля может действовать лишь на волю? И почему, если вообще есть такая вещь, как воля, она также не может действовать и на другие вещи? Что оправдывает эту темную и трудную для понимания мысль?

Я попытаюсь в нескольких словах предположить, что же Ницше имел в виду, хотя я и предлагаю свой вариант в качестве гипотезы, которую я не вижу способа подтвердить в настоящее время, разве что в той мере, в какой она помогает осмыслить утверждение, которое в противном случае выглядит либо неясным, либо нелепым, либо ошибочным. Последующее, вероятно, укажет на философию, скрытую за философией открытой, на значение, замаскированное словами. Я думаю, что Ницше считал проявления воли одновременно и наиболее элементарными из существующих вещей, и единственно активными из них (слово "вещь" используется здесь в максимально возможном нейтральном смысле). Я утверждаю, что он верил в это приблизительно так, как епископ Беркли верил/'что духи являются единственными активными вещами во Вселенной. Онтология Беркли состояла из духов и идей, причем он считал, что идеи инертны и причинно обусловлены духами; они полностью были обязаны своим существованием тому, что принадлежат духам. Без духов они не существовали бы, а потому и ничего не существовало бы. Сходным образом Ницше считает, что существуют воли и интерпретации, что интерпретации не имеют силы, кроме как в отношении к воле, что в особом смысле воли причинно обусловливают интерпретации и что без воль не было бы ничего. Как представляется, он всегда понимал действование в смысле действия на, а не как некоторый изолированный волевой поступок. Ницшеанский солипсист мог бы быть волей, действующей на саму себя, но если существуют только воли и не существует никакого действия, кроме как действия на, то и ни на что нельзя действовать, кроме как на волю. Воли действуют на воли, и способ, каким они это делают, заключается в навязывании формы, в придании очертания, которое на высшем уровне жизни заключается в придании, или навязывании, некоторой интерпретации. Другими словами, воли суть лишенные формы прообразы, которым надлежит обрести форму, а учение о воле к власти - это общее описание состояния конфликта воль, в котором победитель навязывает определенную форму. Не обладая внутренне присущей формой, мир воль должен был бы быть бесформенным. И это соответствует нигилистической доктрине, о которой шла речь в этой книге. Но поскольку воли всегда действуют друг на друга, то всегда возникает и (навязанная одной из них) форма.

Без сомнения, покажемся странным, что я сравниваю здесь Беркли и Ницше как по конкретному поводу, так и вообще, то есть считаю Ницше приверженцем некоторой версии идеализма. Если это и идеализм, то он носит динамический характер. Однако, выдвинув эту интересную идею, я лично ничего больше не скажу о ней, по крайней мере в этой книге, посвященной философии, которую я стремился описать.