АНОНС
А. П.
СКРИПНИК
ХРИСТИАНСКАЯ
КОНЦЕПЦИЯ
ЗЛА
Очевидное
существование
зла в мире
трудно
согласуется
с идеей бога:
если бог
всесилен и
добр, то
почему он допустил
такое?
Поэтому
проблема зла
всегда занимала
особое место
в
религиозном
сознании,
прежде всего
христианском,
с его
представлением
о греховной
природе
человека. В
ходе многовековых
сосредоточенных
раздумий на
эту тему
христианские
мыслители
высказали много
идей, имеющих
важное
значение не
только для
обоснования
цельности
религиозной
картины мира,
но и для понимания
сущности
морального
зла.
Понятие
зла,
отшлифованное
христианской
религиозной
мыслью,
сыграло и
продолжает играть
значительную
роль в
мировой культуре.
Даже в
светских
формах
мировоззрения
можно найти
определенные
аналоги для
фигуры
дьявола и
нечистой
силы, способы
аргументации,
родственные
теодицее, и
антропологические
лосту-латы,
имеющие
много общего
с догматом о
первородном
грехе. Такое
сходство
вызывает
предположение,
что
христианская
версия зла и
греха
отражала и
развивала какие-то
сущностные
стороны и
потенции
общечеловеческой
культуры, ее
противоречия
и парадоксы.
Полагая
дьявола в
качестве
личностного,
персонифицированного
первопринципа
зла,
ортодоксальная
христианская
теология
издавна
стремилась
избежать
негативных
нравственных
следствий,
вытекающих
из такого
чреватого
дуализмом
способа
объяснения
истоков
человеческой
злобы и несчастий.
В противовес
гностически-манихейскому
дуализму
добра и зла,
христианство
стремилось
провести
монистический
взгляд на
ценностное
содержание
действительности.
Оно
представило многочисленные
варианты
доказательства
тезиса о том,
что субстанциальную
основу имеет
только добро,
а зло не
является
субстанцией,
оно есть отпадение
от бытия, или
небытие. Этот
тезис являл
собою
парадоксальное
соединение
идеи
могущества с
идеей
благости.
Во
все времена
человек
нуждался в
могущественном
и благостном
покровителе. Потребность в том, чтобы
божественная
/56/ энергия
применялась
в нужном
направлении:
на благо
«своим» и в
ущерб
«чужим»,
вызывала представление
о благости,
доброжелательности
бога.
Постепенная
эскалация
этих
божественных
потенций
в конце
концов
завершилась
идеей
всемогущества
и всеблагости.
Но тогда
возникла
проблема:
если бог
бесконечно
могуч и
справедлив,
то почему же
он вообще допускает
существование
врагов и
всякого
прочего зла?
Если бог не
может уничтожить
зло, то он не
всемогущ, а
если не
хочет, то не
является всеблагим.
Мечта о
совершенном
и прекрасном
мировом
порядке
далеко
превзошла
возможности
рассудочной
логики, и
поэтому
необходимость
согласования
идеи всемогущего
и всеблагого
бога с фактом
наличия зла в
мире
потребовала
огромных
интеллектуальных
усилий. То,
что в
некоторых
гностических
сектах объяснялось
с завидной
легкостью —
беглой ссылкой
на
злонравного
или рассеянного
демиурга 1,—
в
ортодоксальном
христианстве
стало очень
серьезной
проблемой.
ПОНЯТИЕ
ЗЛА
В
ХРИСТИАНСКОЙ
ТЕОДИЦЕЕ
Из
решения этой
древней
проблемы
возникла
теодицея —
оправдание
бога за
наличное в
мире зло.
Корни ее идут
от стоицизма.
В
христианстве
сложилось
несколько
вариантов богооправдания.
У одного
только
Августина их
два: метафизический
и
эстетический.
Согласно
первому из
них, зло
происходит
не от бога, а
от небытия,
из которого
бог создал
мир. Согласно
второму, зло как
контраст
добра, его
тень,
является
злом только
для
человеческого
восприятия,
а в целом
есть часть
всеобщего порядка и
служит
укреплению
вселенной.
Теодицея
в
эстетическом
аспекте
нашла разрешение
проблемы в
допущении,
что зло есть
своего рода
видимость,
которая
имеет отрицательное
значение
только сама
по себе или с
ограниченной
человеческой
точки зрения,
а в целостной
картине мира
или с точки
зрения вечности
(sub species aeternitati)
оказывается
благом. Мир в
целом
является благим
и прекрасным,
а зло в нем
существует только
относительно:
в виде
недостатка,
отсутствия,
отрицания,
небытия. В
целостной
картине мира
имеют свое
место не
только
несовершенные
вещи, вроде
грязи, гнили,
уродства, но
и моральное
1 Как учил близкий к гностикам Маркион, благой бог (Христос) не принимал никакого участия в сотворении этого гнусного мира, а Бог-творец (Яхве) не имеет ничего общего с благостью (см.: Harnack A. von. Marcion: das Evange-lium vom fremden Gott. Leipzig, 1921. S. 153). /57/
зло в
собственном
смысле — грех
и грешники. Греховность
и порок,
дурные сами
по себе,
существуют
для того,
чтобы
укреплять
веру и
добродетель.
С этой целью
бог и
«попускает»
их возникновение.
Метафизический
аспект
теодицеи
основан на
христианской
догме
креационизма.
Бог создал
мир из
«ничего»,
поэтому на всем
творении
лежит печать
небытия,
конечности и
злобности.
Оно имеет
свойства
использованного
строительного
материала.
Всему
сотворенному
присуща тяга
к небытию,
разрушению и
самоуничтожению.
Любая вещь
удерживается
в бытии одним
только божественным
содействием,
«Ничтожность»
и есть
своеобразное
онтологическое
основание
зла.
Обращает
на себя
внимание то
обстоятельство,
что эстетический
и
метафизический
аспекты
теодицеи не
очень хорошо
увязаны друг
с другом.
Первый из них
ставит под
сомнение божественную
всеблагость,
а второй —
всемогущество.
Если зло
является
злом только с
ограниченной
человеческой
точки зрения,
то это
значит, что
божественная
милость и
забота
распространяются
преимущественно
на целое, а не
на его
отдельные части.
Но если
частные
безобразия,
вследствие
их
необходимости,
не могут быть
вменены в
вину богу, то
логично ли
обвинять в
них человека?
Если же зло
отлично от блага
не только в
человеческом
значении, но и
с точки
зрения
целого, тогда
его наличие в
сотворенном
мире не может
быть оправдано
низким
качеством
строительного
материала.
Аргумент о
том, что
строитель
ограничен свойствами
материала,
имеет силу
только для
строителя с
ограниченными
возможностями,
но не для
всемогущего
существа.
Еще
сложнее
совместить
друг с другом
тезис о ничтожности,
небытийственности
зла и
персонификацию
всего злого в
образе дьявола.
Неантизация
зла, то есть
отождествление
его с
ничто,
предполагает
в качестве
практической
позиции
неучастие во
зле, а субстанциализация
зла,
превращение
его в особую
сущность — активную
непримиримую
борьбу с ним.
Христианство
пыталось
совместить и
ту, и другую
позиции.
Нравственное
зло
губительно
главным
образом для
самого себя,
и потому,
восставая
против
божественной
справедливости,
оно наносит
ущерб не ей, а
себе. Очень
важной для
христианского
умонастроения
является идея
саморазрушения
и
самонаказания
зла 1.
Проходящий
красной
нитью через
Новый завет
мотив
непротивления,
любви к своим
врагам может
быть
правильно
понят только
в том случае,
если мы
примем во
внимание это
неизбежное
самонаказание
зла. Согласно
апостольскому
поучению,
«если враг
твой голоден,
на-
1 «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет»,— предупреждал апостол Павел (Гал, 6; 7). /58/
корми
его; если
жаждет, напой
его: ибо, делая
сие, ты
соберешь ему
на голову
горящие уголья.
Не будь
побежден
злом, но
побеждай
зло добром»
(Рим, 12; 20—21). По
отношению к
злодеям и богоотступникам
ранняя
христианская
позиция
призывала
занять
позицию
невмешательства,
соединенного
с ожиданием
их падения и
гибели.
Основной
расчет здесь
строился на
внутренней
несостоятельности
зла. Может
быть, такая
позиция и не
является
нравственно
совершенной.
Но она
значительно
лучше призывов
к физическому
истреблению
иноверцев и
инакомыслящих,
которые тоже
раздавались
в истории
христианства.
Эти
колебания
между подчеркиванием
слабости зла
и
необходимостью
признавать
его силу так
и остались
свидетельством
непримиренного
противоречия
двух
объяснительных
принципов. По
всей
видимости,
здесь
обнаружилась
противоречивость
человеческой
культуры в
целом, поскольку
нет
оснований
считать, что
в буддистском
принципе
абсолютного
невмешательства
или в зороастрийской
идее мировой
войны добра и
зла эти
противоположности
синтезированы
более
гармонично.
РАЗВИТИЕ
ТЕОДИЦЕИ
И ЕЕ
КРИТИКА
В
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ
КУЛЬТУРЕ
Августиновские
варианты
теодицеи
получили
широкое распространение
в
последующей
христианской
культуре. Псевдо-Дионисий,
Ареопагит,
Иоанн Дамаскин,
средневековые
схоласты
вплоть до
евангелического
доктора Фомы
Аквинского
развивали ту
или иную
сторону
традиционного
богооправдания.
Основные
идеи
теодицеи
вошли в так
называемое
«популярное
богословие»
— совокупность
религиозных
и
нравственных
максим,
приноровленных
к уровню
восприятия
рядовых
католиков.
Апелляция
к полноте и
совершенству
вселенной
подробно
представлена
у Аквината,
заложившего
фундамент
католической
нравственной
философии.
Отличая
физическое
зло
(несовершенство
вещей) от зла
нравственного
(несовершенства
поступков, их
греховности),
он возводил
причину
первого к
богу, а второго—
к вине
человека с
его
актуально
несовершенной
волей. Бог
«дозволяет
отдельным
недостаткам
присутствовать
в некоторых
частных
вещах, дабы
не потерпело
ущерба
совершенство
всеобщего
блага»1.
Если было бы
устранено
частное зло,
исчезла бы зна-
1 Фома Аквинский. Сумма теологии// Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1. Ч. 2. С. 838. /59/
чительная часть
вселенной,
красота
которой
возникает из
упорядоченного
соединения
хорошего и
плохого. Зло
как
недостаток,
лишение и
порча существует
для того,
чтобы благо
могло развернуть
все свои
потенции. При
этом зло
далеко не
равнозначно
благу. Оно не
имеет
самостоятельного
источника, а
лишь
присутствует
в благе,
да и то
только акцидентально,
то есть
случайно, а
не по
сущности. Зло
умаляет
благо,
«однако
никогда не
может его вполне
уничтожить»1.
Благо
возвышается,
преодолевая
в себе эту недостаточность.
В
теологической
идее о том,
что зло
возникает акцидентально
из какой-либо
благой
причины,
содержатся элементы
диалектики
добра и зла.
Однако наделение
блага
онтологическим
статусом и лишение
зла бытийственных
основ
представляют
собой недопустимое
смешение
должного и
сущего, онтологического
и аксиологического
подходов.
Различие
между бытием
и ничто слишком
абстрактно,
чтобы
вместить в
себя все
многообразие
содержаний
блага и зла.
Бытие,
конечно,
является ценностью
для человека,
точнее
сказать,
самым общим и
абстрактным
условием
всех
ценностей.
Небытие как
смерть, или как
лишенность
чего-то, или
некоторая
ущербность
есть зло, но,
точнее
сказать, это
— самое общее
и абстрактное
условие
отсутствия
ценностей. Бытие
есть благо
только в том
случае, если
оно есть
бытие чего-то
вполне
определенного.
Небытие — зло
тоже по отношению
только к конкретным
объектам.
Самое
уничтожение
(да и бытие)
христианские
богословы
мыслили
метафизично,
не учитывая в
полной мере
того
обстоятельства,
что
уничтожение
чего-то
одного есть
одновременно
возникновение
чего-то
другого.
Разрушение
иногда
бывает лишь
начальной
ступенью
созидания
более
совершенных
вещей. Если
верно, что
«ничто не
может быть целокупно
и совершенно
злым»2, то
верно и
противоположное,
что не может
быть ничего целокупно
и совершенно доброго.
Когда
теология
первое
признает, а второе
отрицает, она
впадает в
логическую непоследовательность.
В
Новое время
развернутую
систему богооправдания
предложил Г.В.
Лейбниц,
который,
кстати, ввел
и сам термин
«теодицея».
Главным
аргументом у
него также
была идея
несоответствия
между
значением
какого-либо
конкретного
положения
вещей для
человека и
значением
его для мира
в целом. «Мир,
созданный
богом,
совершенен,
по Лейбницу,
настолько,
насколько
вообще может
быть
совершенным
творение,
причем не только
в физическом,
но и в
нравственном
отношении. Он
является
одновременно
1 Фома Аквинский. Сумма теологии//Антология мировой философии. Т.1. Ч. 2. С. 841.
2 Там же.
/60/
удивительнейшей
машиной и
наилучшим
государством.
В нем
обеспечены
все возможное
блаженство и
радость 1.
Зло существует
в мире только
потому, что
бог — творец, управитель
и судья —
ограничен
логической
необходимостью,
вечными
идеями
собственной
мудрости. Он
не мог бы
создать
лучшего мира,
так как
изъятие
несовершенств,
страданий, грехов
ухудшило бы цело-купное
совершенство
этой
вселенной.
Божественное
попечение
сконцентрировано
на целом, на
установлении
гармонии
между
царством природы
и царством
благодати, а
выгоды отдельных
частей могут
быть не
соблюдены,
если они не
согласуются
с интересами
целого. Если
добродетельные
люди в этом
«наилучшем
мире»
вынуждены
страдать, то
только
потому, что
страдания
являются кратчайшими
путями к
совершенству.
Какова роль
того или
иного
частного зла
в осуществлении
вселенской
гармонии и
как страдание
ведет к
совершенству
— это, по
признанию Лейбница,
великая
загадка и
тайна.
Несущая
конструкция
теодицеи —
идея о том, что
зло есть видимость,
существующая
только для
ограниченной
точки зрения
и исчезающая
в блеске мирового
целого,—
пережила
целые исторические
эпохи.
Причину ее
продолжительного
влияния
установить
нетрудно.
Утверждение,
что всякие
неполадки,
трудности, неустройства,
пороки и
безобразия
только кажутся
таковыми при
отсутствии
широкого взгляда
и глубокого
понимания,
очень удобно
для господствующей
идеологии.
Неизвестно
ведь, до каких
глубин
понимания
нужно дойти,
чтобы увидеть
человеческий
мир в действительном
свете,
освободиться
от собственной
ограниченности.
При
использовании
данной
конструкции
любая
социальная
несправедливость
может быть
оправдана
тем, что она
выступает
справедливостью
в каком-то
высшем, пока
еще неведомом
смысле.
Фальшивый
оптимизм
теодицеи
неоднократно
подвергался
критике в
истории
культуры.
Протестантизм
вообще
отказался от
возможности рационального
богооправдания
2.
Последовательным
критиком
теодицеи
стал И. Кант.
Он не только
отверг
теорию
предустановленной
гармонии, но
и выставил
аргументы
против рациональной
теодицеи
вообще.
Теодицея
должна
объяснить наличие
в мире,
созданном и
управляемом
богом: а)
морального зла,
греха; б)
физических
страданий и
бедствий; в)
несправедливости,
несоответствия
между
поведением
человека и
его судьбой,
между
преступлением
и возмездием.
Доказывая невозмож-
2 По
Лютеру,
например, бог
так тонко
конспирирует свои действительные
намерения,
что людям не
дано их
постигнуть:
«Вечную
милость свою
и милосердие
Он скрывает
под видом
вечного
гнева, справедливость
— под видом
несправедливости».
(Лютер М. О
рабстве воли//
Эразм
Роттердамский.
Философ,
произв. М., 1986. С.
329).